*

А еще, бывало, они вываливались поутру из ее подъезда, щурились, мотали сонными головами;
она запускала руку в карман куртки и извлекала крышку от бутылки мартини,
он смотрел, хмыкал, запускал руку в свой, доставал винную пробку, вертел в пальцах;
кажется, милая, отличный был вчера вечер.
Или они пили ночью на набережной, с друзьями, прохладные сумерки над городом,
огни свешивают в реку длинные красные языки;
пили, орали что-то, у мальчиков пятница, они подстебывают ее, подкалывают,
она смеется, но уже злится, тьфу на вас, берет сумку, делает два шага,
он хватает ее за локоть, разворачивает резко, швыряет на себя, стискивает, "дура, я люблю тебя, слышишь", шепотом, в волосы, и отпускает также внезапно,
разговоры стихают в миг, она стоит, глаза беспомощные, воздух в легкие не заталкивается.
Или там, буквально пару недель, как знакомы, она поворачивалась от окна,
глаза на него поднимала смеющиеся,
говорила - слушай, а вот тебе не противно спать с человеком с незаконченным высшим?
А он вдруг начинал хохотать в голос и отвечал - а тебе?..
Или там, сидели в кафешке, что-то выбирали, спорили, качали ногами, щурились на солнце,
и вот он сидит, что-то рассказывает долго, подробно, жестикулирует,
крутит зубочистку между указательным и средним, отвлекается, берет зажигалку, закуривает,
темные волоски по первым фалангам пальцев, курит, дышит, смеется,
" и вот мы идем, доходим до дома и вдруг понимаем, что у нас нет ключей",
а она сидит напротив него, смотрит в уголок губ ему, в самую ямочку,
синее пламя внутри плавит ее, как сыр, она всаживает ногти в ладонь
и думает про себя - заткнись наконец, заткнись и поцелуй меня, давай же, ну.