romanovich:

Нашла свой старенький постик у девочки в блоге. Солянка из бимайна. Хорошая книга. Есть над чем подумать ну и, чего скрывать, поржать от души. Настальжииии :) Короче очень люблю и всем рекомендую.

Мария Свешникова "BEEMINE"

И откуда в нас столько цинизма? где те самые мятные конфетки и ватно-морковные сны? мы снова задыхаемся в усталости от собственной псевдозначимости и невозможности высидеть в одиночестве – не умеем наслаждаться этим, ведь за всей этой бутафорией кроется нечто куда более важное, чем все на свете самолёты и махинации – нечто не приторное и занудное, там кроется человеческое. только почему-то мы снова играем в маски-шоу. надеюсь, хотя бы в венецианские маски-шоу.

У нас тотальный дефицит чести и достоинства.

У нее к нему были чувства, а у него только эрекция.

А пока в нашей жизни только фарс. И ни грамма. Нет, ни грамма. Вы о любви? А я про кокаин.

Шире, шире взгляд.это не блядство, а широта восприятия.

если у вас восьмой блин комом, к черту блины, лепите комочки.

– Слушай, а может, все-таки застрелимся?
Его идеи всегда были на редкость конструктивными.

– Ты мое! Я твое!
– Согласен. Разводиться не будем.

Он всегда должен думать, что он прав. Или хотя бы в этом активно заблуждаться.

Мы не нужны стране, и если где и есть родина, то возле солнечного сплетения.

Где же вилки, где же эти чертовы вилки, что четыре дырки одной левой?

Мы начали смеяться. Действительно, мы живем с Романовичем душа в душу: то я ему туда плюну, то он мне.

Кто бы сейчас прочел мои мысли, покраснел бы от наличия там нецензурных бранных выражений.

Укройте меня одеялом. Сделайте погромче дождь. Заархивируйте вопросы до утра. И дайте же мне, гадкие люди-будильники, выспаться.

– Зачем нам ругаться, если мы знаем, что все равно помиримся?
– Ты знаешь, нам это нравится. Иначе все было бы очень правильно. Ловим кайф.

Стаю черных кошек неустанно влекло перебегать мой жизненный путь. Как будто я жила на валерьяновой фабрике. Спокойствие, только спокойствие.

Как же хочется поехать домой зализывать ранки. Щипет душу. А они всё солью сыпят – говорят, тогда пятен не останется. Глупые, на солнце такие красивые пятна!

В туалете совокуплялись нормальные люди. Стюардессы закрывали глаза на шалости и засыпали каждая в своих эротических фантазиях.

Ты для меня полет во сне и наяву, но я установила «шасси», я могу без тебя жить. Но не хочу. Можно и без смысла существовать, но уже нет желания.

Нет, женщины – это пиздец ходячий. Вы сначала сделаете из мухи слона, так что потом придется не мух от котлет отделять, а слонов от мух отмывать. Дальше что?

Мы сели в «Боинг» восточных авиалиний. Нам выдали пледы и носки, и мы захрапели, отвернувшись друг от друга. Что за унылое постоянство вещей – спать с мужем в одежде в самых невероятных местах!

Это не dolce vita. Dolce одиночество.
А сколько будет одно Dolce одиночество плюс еще одно? Два одиночества?
Странно, ведь говорят, единство, брак, порча имущества и битье посуды.
И падающие на чужие ноги гантели. Чтобы больно. И не только мне.

Мысли из гипсокартона
Головная боль весом 127 г.
Персиковый сок через последнюю трубочку.
Это любовь, а не просто форма зависимости такая.

Между мужчиной и женщиной дружбы не бывает. Между женщинами тоже. Единственный друг – это твой мужчина, твоя мама и твои дети. Все остальное – времяпрепровождение с ограниченной ответственностью. Но вот с Аней моя ответственность, казалось, не имела границ. Будем считать ее второй мамой. Господи, что за постцинизм словесных импровизаций?

Слезы предательски катились из глаз. Он смотрел и улыбался каждому блеску капель на ресницах, не двигаясь, просто наблюдал, как капля за каплей из меня вытекал мой эгоизм, он стекал ручьями по моему телу и, как соленая вода, струился вниз, только не оставляя разводов – соленое послевкусие кожи, и то может быть.

Знаете, наверное, любого здорового человека посещали мысли, что в состоянии благодати есть некоторое нервозное понимание, что все может оказаться затишьем перед бурей. И что вечность – привычный рай в режиме ожидания. И что виной тому? Страх? Неумение радоваться жизни? Встроенная программа самоуничтожения, она вложена в каждое живое тело, и против этой природы нет приема.

А вот черт с тем, что я бросила. Сегодня мне можно все. Кроме того, что пить за рулем, потому что нет денег на штраф. Еще лямурничать нельзя – потому что месячные, гулять, так как на каблуках, раздеваться – ибо на колготках дырка, а также флиртовать с мужчинами, потому что я замужем.

Начало жизни с кем-то похоже на чаши весов – с одной стороны – свобода, и с другой – не поверите, та же свобода. Только первая называется «Свободное я», вторая – «Свободная не только я». Если хочешь ограничить чью-то свободу, начинай с себя.

Как будто в секунду образовался тот мир, обратная сторона которого – бессмысленные тусовки, дешевый кокаин, хреновый секс, прекрасный мир безрассудного безумия. И противоположность этим ароматам безумия – ванильный мир с шоколадными эмоциями, эклерами с начинкой эмоциональных взрывов. А я как метеоролог выстилаю разумом мостовую для парада безумия.

– Сейчас мы по пунктам оценим твое положение в пространстве.
– Валяй. Валяй меня в грязи, бесчеловечная, – шептала я.
– А как ты сама оцениваешь свою позу, то есть положение?
– Замужнее, пока не безработное, еще не выпившее и страшно голодное. И иди на север со своим советом, что нельзя заедать стресс едой!

Мой плюшевый мир оказался сотканным из синтетики. И стирка рекомендовалась бережная, мой же язык словами-отбеливателями менял цветовую гамму. На уныло серую, тем серее, тем мрачнее, тем нестерпимее. Нестерпимым отсутствием электричества и звука. Наедине с жестоким прибоем.

И поверьте, нам снились самые цветные многогигобайтные сны. Я во сне хоккейной клюшкой била старуху Шапокляк, а Алек ругался с осветителями. Иногда мы открывали глаза и радовались тому, что были так близко, так рядом. И так сильно вместе. Хоть наутро и в синяках.

Да-да-да. На улице первичные признаки рая. А многие, как всегда, не видят этого сквозь тонированные окна или плотные жалюзи.
Мы все время ищем жизнь где-то еще – а она, как оказывается, шуршит под нашими ногами. Солнечный, пусть прохладный, даже холодный, вечер сверкал вокруг и около; полупустынный парк окружал нас оазисом, столь строго хранящим спокойствие от траффического джема, или банально – оставлял пробки позади привычно рабочих дней.

И на этом ресурсе не было места старым баннерам. И мы теряли. Да, больше находили, но все же теряли. Теряли возможность иногда кидаться в омут прошлых дней, и каждая маленькая ложь порождала большие мучения. Просто любовь – это когда вы объединяетесь, и в секунду ты не понимаешь, кто из вас что. Когда он может забрать у тебя все, но почему-то не делает этого. Ты теряешь себя. Это страшно, вязкая трясина, но в этой трясине есть смысл жизни. Такое болото, оказывается.

Да, что там скрывать, мы познавали смысл жизни! Аня сто раз сменила свое привычное «Для чего?» на «За что?». Основной особенностью этих дней была прозаичность бытия, как, например: то каким листом можно подтереться (Аня проверила на себе, что некоторые оставляли ожоги), то какими ветками сделать подстил для сна, чтобы не принести в постель логово тропических мошек (когда все мое тело было равномерно покрыто укусами, я смирилась – тараканы кажутся мне самыми безобидными существами), тошнота по утру от местной воды и еды (к беременности мы готовы).

Также моему объяснению не поддавался тот факт, что на меня было вылито около пары литров обвинений в отказе от выполнения долга супружеского №2 под названием «приготовь мужу завтрак» в силу того, что, как только я поворачивалась лицом к плите, сзади тут же рисовался Романович и мы переходили к супружескому долгу №1. Вот такая незадача.
На эту претензию Алек ответил просто: «Идеальная жена должна делать это одновременно!» Хам. Хотя нет, вопрос практики.

Вот удивительно – я видела в своей жизни многих женщин – продюсеров, безнес-вумен, персонажей светских хроник Vogue, их навыков и умений могло хватить на разовое удвоение ВВП, но каждая из них ломалась и нервничала перед семейным ужином. И вся сталь и платина резко прятались под тонкой кожей Женщины. В секунду броня осыпалась, как чешуя, снобизм растворялся, подобно утреннему туману. Светские хроники – всего лишь указатель на пути к искусственному оплодотворению и тотальному одиночеству.
Пути Господни неисповедимы. И как можно исповедовать пути, не зная загруженности автострад. Ей-богу.

Я снова заплакала. Завтра самый ужасный день в моей жизни. Я выхожу замуж за любимого мужчину. По расчету.
Да. Бывают люди. Где-то. Именно бывают, ходят, присматриваются, пьют несносный кофеин. Они бывают, но не есть. Есть человеческое, разумное, сознательное, четкое, расчетливое и по-душевному корыстное. Есть детское, эмоциональное, яркое и всеотдающее. Уже двадцать один. Пора найти баланс.

– Ты мой Шерлок.
Как еще можно называть человека, обожающего такого рода анекдоты:
«Сидят Шерлок Холмс и доктор Ватсон. Шерлок курит трубку, пафосный бомонд. И тут он затягивается и кидает взгляд на ботинок Ватсона. И говорит:
– Ватсон, у вас на ботинках песок. Вы гей?
На что Ватсон удивленными лупоглазками на него смотрит:
– Ну почему, Шерлок?
– А почему бы и нет?»
Кроме рассказчика, обычно никто не смеялся.

Цинизм порван на клочки, разодран на щепки, расколот на сотни тонн пушистого снега, растоплен на миллионы чашек глинтвейна в придорожных кафе, разложен на сотни стопок фотографий, развешан на сотни поздравительных транспарантов, разломан на мегабайты зимних писем! Селяви, мой надменный цинизм, селяви!