Когда восстанет мертвое дитя,
Сквозь недра свежевырытой могилы
В изорванной одежде перейдя
Границу двух миров зловещей силой,

Деревню не поднимет птичий крик
И вой собак, разбуженных тревогой, -
В ее ядро дух зла уже проник,
Осталось жить совсем-совсем немного.

Трещит огонь, и ласковая песнь
Летит над погибающим поселком,
Танцует в алом зареве, как тень,
Ребенок, ставший дьявола пророком,

Девчонка из соседнего двора,
Невинный агнец Богу на закланье,
Чья жизнь была короткой, как игра,
Оборванная жертвенным изгнаньем.

Живою погребенная семья
Взывает из сырой холодной ямы,
И пламя, извиваясь как змея,
К подножию стремится Фудзиямы.

И кружится ребенок в пустоте,
С лица стирая крошечные слезы,
Смешалась кровь с водою в темноте,
И только в треске слышится угроза.

«Не верю». Мановение руки –
И быть деревне прахом и золою.
«Не верю!» Чувства слишком велики,
Не скрыть их Преисподней сонной мглою.

В час мести всем предателям гореть,
Когда разрежет воздух тихий шепот:
«Попробовать не хочешь умереть?..»
За смерть троих, за непрощенный ропот…