Меня спрашивают: "А как же ты раньше жила?".
И действительно, как? Может, я не жила вовсе?
У меня никого не осталось из "раньше". Медленно, но верно, они все растворялись, исчезали, оставляв за собой сотни фотографий, часы музыки
и нечто тяжелое, вязкое и неприятное в области солнечного сплетения.
Они то ли не могли видеть ничего настоящего во мне, то ли не хотели.
Погребая себя под тысячами аккордов, я до последнего тянула руку к небу, в надежде, что кто-нибудь из товарищей, так, наверно, надо назвать их, схватится за нее и будет вытягивать меня из этой депрессивной трясины.

Но меня затянуло.