— Так, почему? Почему ты ушла? Из-за голосов?
Она качает головой.
– Дело не в голосах.
- Тогда, в чем? Что это было? - Я слышу отчаяние в собственном голосе.
- Много было причин. Например, то, что ты сам не свой рядом со мной.
- О чем ты говоришь?
- Ты перестал со мной разговаривать.
- Это смешно, Миа. Я говорил с тобой все время!
- Ты говорил со мной, но на самом деле нет. Я же видела все эти двухсторонние разговоры. То, что ты хотел сказать. И то, что в действительности произносил.
Я вспоминаю обо всех двояких разговорах, что я веду. Со всеми. Когда это началось?
- Ну, ты не такой уж простой собеседник, - возражаю я. – Что бы я ни сказал, все было неправильным.
Она смотрит на меня с печальной улыбкой.
- Знаю. Дело не только в тебе. Это ты и я. Дело в нас. Я просто качаю головой.
– Не правда.
– Правда. Но не переживай. Все ходили на цыпочках передо мной. Но мне было больно оттого, что ты не мог быть собой в моем присутствии. В смысле, ты едва касался меня. И как бы в подтверждение этому она кладет два пальца мне на запястье. Если бы из-под них с шипением вырвались облачка дыма, и отпечатки клеймом остались бы на моей коже, я бы ни капли не удивился. Мне пришлось одернуть руку, чтобы сохранить равновесие.
- Ты приходила в себя, – был мой жалкий ответ. - И насколько я помню, когда мы все-таки попробовали, у тебя чуть истерика не случилась.
- Один раз, - говорит она. – Один раз.
- Я просто хотел, чтобы ты была в порядке. Я просто хотел помочь тебе. Я бы сделал все, что угодно. Она опускает голову вниз.
- Да, я знаю. Ты хотел спасти меня.
- Черт, Миа. Ты говоришь так, как будто это ужасно.
Она смотрит на меня. В ее глазах все еще читается сочувствие, но есть что-то еще: жестокость. От этого мой гнев становится страхом.
- Ты был так занят моим спасением, что оставил меня в полном одиночестве, - говорит она. - Я знаю, ты пытался помочь, но иногда мне казалось, что ты отталкиваешь меня, скрываешь что-то от меня для моего же блага и делаешь из меня еще большую жертву.