Но потом я чувствую руку Адама. Не мысленно, а физически. Я больше не сижу, съёжившись, на стуле. Я лежу на спине, на больничной койке, снова единая со своим телом.
Адам плачет, и где-то внутри я тоже плачу, потому что, наконец, чувствую реальность. Я чувствую не только физическую боль, но и всё, что потеряла, и это сложно, и катастрофично, и оставит на мне шрам, который никогда не зарастёт. Но я чувствую и всё то, что есть в моей жизни, включая как то, что я потеряла, так и великое множество неведомого из того, что жизнь, вероятно, ещё преподнесёт мне. Всего слишком уж много. Ощущения накапливаются, грозя проломить грудь. Единственный способ спастись от них – сосредоточиться на руке Адама, сжимающей мою руку.
И внезапно я ощущаю потребность держать его за руку, более сильную, чем все потребности, которые я когда-либо ощущала в этом мире. Не просто чтобы его рука держала мою, но и чтобы моя держала его руку. Я направляю каждую оставшуюся крупицу энергии в правую руку. Я слаба, и это так трудно. Это самое тяжёлое, что мне когда-либо придётся делать. Я собираю всю любовь, которую когда-либо чувствовала, собираю все силы, которые бабушка, дедушка, Уиллоу и медсёстры дали мне. Собираюсь с духом, который мама, папа и Тедди вселили бы в меня, если бы могли. Я собираю все свои силы, фокусирую их как лазерный луч на пальцах и ладони своей правой руки. Я представляю, как моя рука гладит Тедди по голове, сжимает смычок, балансирующий над виолончелью, как мои пальцы переплетаются с пальцами Адама. А потом сжимаю его руку.
Исчерпав силы, я отпускаю руку, неуверенная в том, сделала ли я сейчас то, что сделала. И что это значит. Если это было замечено. Если это имеет значение. Но потом я чувствую, как Адам крепче сжимает мою руку, будто бы держит всё моё тело целиком. Словно может поднять меня с этой койки. Дальше я слышу звук его частого дыхания, а затем и голос. Впервые за сегодня я могу по-настоящему слышать его.
– Миа? – зовёт он.