вот мое сердце сургучное,
твоим именем запечатано,
сохнет трещинками звездчатыми,
груди льнут слепыми крольчатами,
в грудь твою сонно тычутся,
у тебя была таких тысяча,
но - твоим именем оцарапаны мои губы,
что как вино,
потому что сухое красное,
потому что горчит оно.
Непрочитано, непрочитано то,
что там, под печатью гербовой,
под изящным твоим экслибрисом:
эта книга из книг такого-то.
Ранит губы бокалом сколотым твое имя,
что как вино,
потому что в хрусталь оправлено,
потому что пьянит оно.
Я пропитана, вся пропитана
алкоголем и сигаретами,
одинокие спят одетыми,
а бывает и неумытыми.
А бывает, совсем не спят они,
на постелях своих распятые,
и баюкают, будто спятили,
телефонные номера.
Эти судороги сердечные -
бесконечные, бесконечные,
никакого вам нахуй завтра,
никакого в пизду вчера.
Это худшая из агоний,
так что дай мне скорей ладони,
видишь тучи над Панксатони -
нам не выбраться, день сурка.
Я уже походила в шлюхах,
а теперь я побуду строгой,
ты один меня станешь трогать
и одну меня будешь нюхать;
говоришь, есть неалкоголики,
у которых побольше кролики?..
Ну, любуйся. Издалека