его позвоночник, наверное, наизусть
выучил мои взгляды /искоса/.
мне бы его высчитать, выискать,
выносить в себе его пульс,
его выдохи, его феврали.

скажи, а были ли мы?
были
ли

таких как он награждают крыльями,
рисуют на потолках соборов
и на покрытиях гаражей.
все его " ну давай, до скорого,
не звони "
оставляют порезы,
которые
из разряда
" рискни-зашей".

я знаю наощупь изгибы его скул,
обрывы всех неземных скал.
город внутри меня пал.
и вроде всё. кончилось.
подзабылось.
подстёрлось.
все бусинки на его шее,
все нитки его браслетов и свитеров.
если осушить все вены,
вскопать траншеями,
они не спасут от его мягких,
кошачьих
шагов.

если все все вены рвами.
мы тогда брали в руки
и рвали, рвали
океаны на миллиарды луж.
кажется, голос простужен.

голос уже не нужен.
ему.

у него ведь ко мне отмычки.
быть может не такая уж
и плохая привычка -
перекладывать все
катастрофы, торнадо
и чёрные дыры
на завтра.

а знаешь, его скулы -
самые красивые скулы в мире.

правда