Она уже девочка взрослая, так сказать,
И никто не сможет ей приказать
Полюбить, если хочется презирать,
Ведь нельзя уже наказать.
Не поставить в угол, не пригрозить ремнем,
Не купить мороженым и «кином»,
Новой куклой или цветным тряпьём,
Слишком много было отложено на потом.
А сейчас у нее – свои книги и кошелёк,
У нее слишком острый для девушки язычок,
Её нужно читать и опять перечитывать между строк,
Хотя какой теперь с этого выйдет прок.
Нужно отвечать перед ней за свои слова,
Признавать, что она может быть права,
Говорить, но думать трижды сперва,
Это раньше было – хоть не расти трава.
Её больше не обмануть и не напугать,
Не услать в свою комнату резким приказом: «Спать»,
У неё в другом доме стоит кровать,
А домой она – только заночевать.
Она может хлопнуть дверью и выйти в ночь.
Ты уверен, что это твоя стала взрослой дочь?
Сколько спеси-то, хоть за волосы выволочь.
Раз уж совсем нельзя тут ничем помочь.
Она, наверное, рассказала бы, что упустил,
Только эта война тратит много души и сил,
Может быть, не так ты сильно её любил,
Может, она всё помнит, а ты забыл?
Её не вернуть назад, слишком шаг широк,
Кровь, как мелкая дробь, норовит прострелить висок,
Она бы и рассказала – да только толк?
Как будто бы ты слушать молча всё это смог.
А так – она стиснет зубы, и слёзы ждут.
«Господи, ну когда они все уйдут?»
Люди спрячутся, как в скорлупки, в слепой уют,
И ей что-нибудь утешительное солгут.
И пока она живет вечным «когда-нибудь»,
Когда-нибудь её вдруг полюбят - уже не тут,
Может годы, а может месяцы – но пройдут.
Да, кстати.
Она бережёт твоё место в «когда-нибудь».