-==25 сентября 1893 г.==-
Мой дорогой, маленький мой Луи! Итак, все кончено. Мы больше никогдане увидимся. Помни это так же твердо, как и я. Ты не хотел разлуки, тысогласился бы на все, лишь бы нам быть вместе. Но мы должны расстаться, чтобы ты мог начать новую жизнь. Нелегко было сопротивляться и тебе исамой себе, и нам обоим вместе… Но я не жалею, что сделала это, хотя тытак плакал, зарывшись в подушки нашей постели. Два раза ты подымалголову, смотрел на меня жалобным, молящим взглядом… Какое у тебя былопылающее и несчастное лицо! Вечером, в темноте, когда я уже не моглавидеть твоих слез, я чувствовала их, они жгли мне руки.
Сейчас мы оба жестоко страдаем. Мне все это кажется тяжелым сном. Впервые дни просто нельзя будет поверить; и еще несколько месяцев намбудет больно, а затем придет исцеление.
И только тогда я вновь стану тебе писать, ведь мы решили, что я будуписать тебе время от времени. Но мы также твердо решили, что моегоадреса ты никогда не узнаешь, и мои письма будут единственной связующейнитью, но она не даст нашей разлуке стать окончательным разрывом.
Целую тебя в последний раз, целую нежно, нежно, совсем безгрешным, тихим поцелуем -ведь нас разделяет такое большое расстояние!..
=25 сентября 1894 г.==-
Дорогой мой, маленький мой Луи! Я снова говорю с тобою, как обещала.Вот уж год, как мы расстались. Знаю, ты не забыл меня, мы все ещесвязаны друг с другом, и всякий раз, когда я думаю о тебе, я не могу неощущать твоей боли.
И все же минувшие двенадцать месяцев сделали свое дело: накинули напрошлое траурную дымку. Вот уж и дымка появилась. Иные мелочистушевались, иные подробности и вовсе исчезли. Правда, они поройвсплывают в памяти; если что-нибудь случайно о них напомнит.
Я как-то попыталась и не могла представить себе выражение твоего лица, когда впервые тебя увидела.
Попробуй и ты вспомнить мой взгляд, когда ты увидел меня впервые, и ты поймешь, что все на свете стирается.
Недавно я улыбнулась. Кому?.. Чему?.. Никому и ничему. В аллее весело заиграл солнечный луч, и я невольно улыбнулась.
Я и раньше пыталась улыбнуться. Сначала мне казалось невозможнымвновь этому научиться. И все-таки, я тебе говорю, однажды я, противволи, улыбнулась. Я хочу, чтобы и ты тоже все чаще и чаще улыбался, просто так – радуясь хорошей погоде или сознанию, что у тебя впередикакое-то будущее.
Да, да, подними голову и улыбнись.
-==17 декабря 1899 г.==-
И вот я снова с тобой, дорогой мой Луи. Я – как сон, не правда ли?Появляюсь, когда мне вздумается, но всегда в нужную минуту, если вокругвсе пусто и темно. Я прихожу и ухожу, я совсем близко, но ко мне нельзяприкоснуться.
Я не чувствую себя несчастной. Ко мне вернулась бодрость, потому чтокаждый день наступает утро и, как всегда, сменяются времена года.Солнце сияет так ласково, хочется ему довериться, и даже обыкновенныйдневной свет полон благожелательности.
Представь себе, я недавно танцевала! Я часто смеюсь. Сперва язамечала, что вот мне стало смешно, а теперь уж и не перечесть, сколькораз я смеялась.
Вчера было гулянье. На закате солнца всюду теснились толпы нарядныхлюдей. Пестро, красиво, похоже на цветник. И среди такого множествадовольных людей я почувствовала себя счастливой.
Я пишу тебе, чтоб рассказать обо всем этом; а также и о том, чтоотныне я обратилась в новую веру – я исповедую самоотверженную любовь ктебе. Мы с тобой как-то рассуждали о самоотверженности в любви, неочень-то хорошо понимая ее… Помолимся же вместе о том, чтобы всемсердцем в нее поверить.
==6 июля 1904 г.==-
Годы проходят! Одиннадцать лет! Я уезжала далеко, вернулась и вновь собираюсь уехать.
У тебя, конечно, свой дом, дорогой мой Луи, ведь ты теперь совсемвзрослый и, конечно, обзавелся семьей, для которой ты так много значишь.
А ты сам, какой ты стал? Я представляю себе, что лицо у тебяпополнело, плечи стали шире, а седых волос, должно быть, еще немного и, уж наверное, как прежде, твое лицо все озаряется, когда улыбка вот-воттронет твои губы.
А я? Не стану описывать тебе, как я переменилась, превратившись встарую женщину. Старую! Женщины стареют раньше мужчин, и, будь я рядомс тобою, я выглядела бы твоей матерью – и по наружности, и по томувыражению глаз, с каким бы я смотрела на тебя.
Видишь, как мы были правы, расставшись вовремя. Теперь уж мыперестрадали, успокоились, и сейчас мое письмо, которое ты, конечно, узнал по почерку на конверте, явилось для тебя почти развлечением.
==25 сентября 1893 г.==-
Мой дорогой Луи!
Вот уже двадцать лет, как мы расстались… И вот уже двадцать лет, какменя нет в живых, дорогой мой. Если ты жив и прочтешь это письмо, которое перешлют тебе верные и почтительные руки, – те, что в течениемногих лет пересылали тебе мои предыдущие письма, ты простишь мне, –если ты еще не забыл меня, – простишь, что я покончила с собой на другойже день после нашей разлуки. Я не могла, я не умела жить без тебя.
Мы вчера расстались с тобой. Посмотри хорошенько на дату – в началеписьма. Ты, конечно, не обратил на нее внимания. Ведь это вчера мы впоследний раз были с тобою в нашей комнате и ты, зарывшись головой вподушки, рыдал как ребенок беспомощный перед страшным своим горем. Этовчера, когда в полуоткрытое окно заглянула ночь, твои слезы, которых яуже не могла видеть, катились по моим рукам. Это вчера ты кричал отболи и
жаловался, а я, собрав все свои силы, крепилась и молчала.
А сегодня, сидя за нашим столом, окруженная нашими вещами, в нашемпрелестном уголке, я пишу те четыре письма, которые ты должен получитьс большими промежутками. Дописываю последнее письмо, а затем наступитконец.
Сегодня вечером я дам самые точные распоряжения о том, чтобы моиписьма доставили тебе в те числа, которые на них указаны, а также примумеры к тому, чтобы меня не могли разыскать.
Затем я уйду из жизни. Незачем рассказывать тебе – как: всеподробности этого отвратительного действия неуместны. Они могли быпричинить тебе боль, даже по прошествии стольких лет.
Важно то, что мне удалось оторвать тебя от себя самой и сделать этоосторожно и ласково, не ранив тебя. Я хочу и дальше заботиться о тебе, а для этого я должна жить и после моей смерти. Разрыва не будет, ты быего, возможно, и не перенес, ведь тебе все огорчения причиняют такуюострую боль.
Я буду возвращаться к тебе, – не слишком часто, чтобы понемногу мойобраз изгладился из твоей памяти, и не слишком редко, чтоб избавитьтебя от ненужных страданий. А когда ты узнаешь от меня самой всюправду, пройдет столько лет (а ведь время помогает Мне), что ты ужепочти не сможешь понять, что значила бы для тебя моя смерть.
Луи, родной мой, сегодняшний наш последний разговор кажется мне каким-то зловещим чудом.
Сегодня мы говорим очень тихо, почти неслышно, – уж очень мы далекидруг от друга, ведь я существую только в тебе, а ты уже забыл меня.Сегодня значение слова сейчас для той, которая его пишет и шепчет, совсем иное, чем для того, кто будет читать это еловой тихо произнесет“сейчас”.
Сейчас, преодолев такое громадное расстояние во времени, преодолеввечность – пусть это покажется нелепым, – сейчас я целую тебя, какпрежде. Вот и все… Больше я ничего не прибавлю, потому что боюсь статьпечальной, а значит, злой и потому, что не решаюсь признаться тебе втех сумасшедших мечтах, которые неизбежны, когда любишь и когда любовьогромна, а нежность беспредельна…
P.S. Читая эти письма, я плакала… нет… не плакала, апросто рыдала… каждая строчка, каждое слово – а за ними столько боли, столько эмоций… столько НЕЖНОСТИ… и понимаешь, что живешь как-то нетак, если в твоей жизни нет места такой вот огромной НЕЖНОСТИ… такимвот чувствам. Живешь, как кукла, проникаясь черствостью и цинизмом, иперестаешь отличать черное от белого… и появляются какие-то нелепыедвойные стандарты… и… что-то еще… что-то, чему трудно (а может истрашно) найти название… что-то, проникающее в душу и сердце холоднымскользким комочком…
Нет… больше нет…
…и пусть будет эта ГРУСТНАЯ НЕЖНОСТЬ.