Всегда есть наслаждение в кружевной вуали, сквозь которую глаза, знакомые только тебе, избраннику, мимоходом улыбаются тебе одному
Туман нежности обволакивал горы тоски.
Она моя, моя, ключ в кулаке, кулак в кармане, она моя.
Все равно, даже если ее глаза потускнеют, […] даже тогда я буду с ума сходить от нежности при одном виде ее дорогого лица…
Знаешь, ужасно в смерти то, что человек совсем предоставлен самому себе.
Там я оттяну крайнюю плоть пистолета и упьюсь оргазмом спускового крючка.
Она была Ло, просто Ло, по утрам, ростом в пять футов (без двух вершков и в одном носке). Она была Лола в длинных штанах. Она была Долли в школе. Она была Долорес на пунктире бланков. Но в моих объятиях она была всегда: Лолита.
Задолго до нашей встречи у нас бывали одинаковые сны.
Духовное и телесное сливалось в нашей любви в такой совершенной мере, какая и не снилась нынешним на все просто смотрящим подросткам с их нехитрыми чувствами и штампованными мозгами.
Так пошлиною нравственности ты обложено в нас, чувство красоты..
Я глядел, и не мог наглядеться, и знал — столь твердо, как то, что умру — что люблю её больше всего, что когда-либо видел или мог вообразить на этом свете, или мечтал увидеть на том.
Он разбил моё сердце, ты всего лишь разбил мою жизнь.
Лолита, свет моей жизни, огонь моих чресел. Грех мой, душа моя. Ло-ли-та: кончик языка совершает путь в три шажка вниз по небу, что бы на третьем толкнуться о зубы. Ло. Ли. Та.
Ее внутренний облик мне представлялся до противного шаблонным: сладкая, знойная какофония джаза, мороженое под шоколадно-тянучковым соусом, кинокомедия с песенками, киножурнальчики и так далее – вот очевидные пункты в ее списке любимых вещей.