Самое главное в себе я никогда не мог выразить. Это отчасти связано с моей скрытностью. Свои мысли я еще мог выражать, во всяком случае пытался. Но чувства свои я никогда не умел выразить. Моя сухость, может быть, была самозащитой, охранением своего мира. Выражать свои чувства мешала стыдливость. Именно стыдливость, а не застенчивость. Мне всегда было трудно интимное общение с другим человеком. Труден был разговор вдвоем. Мне гораздо легче было говорить в обществе, среди множества людей. С глазу на глаз наиболее обнаруживалось мое одиночество. Моя скрытность вступала в силу. Поэтому я всегда производил впечатление человека антилирического. Но внутренний, невыраженный лиризм у меня был. Была даже чувствительность и жалостливость. От соприкосновения же с людьми я сделался сух. И я не выношу выраженный патетизм чувств