на выдохе сбивается наводка
и не берут тебя ни зло ни водка
сомнительные антидепрессанты ©
сквозь полудрему я слышу, как папа забирает кпк с моего стола, достает из холодильника швепс (единственное газированное в этом доме) и уходит на кухню. город спит, да, этот город достал, но я даже уже не ною об этом, москва не вызывает во мне эмоций: восторженных - нет, разочарованных - нет, больных - нет, любых - нет. трогает лишь то, то ничего не происходит - стандартность (в жару без алкоголя; вечный душ; планы на три дня вперед); люди, что вокруг такие же как и были; ситуации идентичны всем предыдущим; я такая же спокойная и нервная одновременно. к. говорит мне про мотоцикл. я слышу слово на букву "м" и во мне поднимается огромнейшая буря, желающая истребить всё живое в радиусе километра. я вспоминаю, как говорила маме, что хочу на картинг, потом - что хочу мотоцикл, потом - что хочу просто скорости, а теперь, когда жизненный спидометр показывает сто сорок, я давлюсь волной и начинаю нервно перебирать варианты, вспоминать аварию с летальным исходом и к. говорит: "почему ты так против?". мое сознание бьется в стены, я устаю и отвечаю, что он может делать всё, что хочет. тормоза не дают четкого представления, особенно, если ими не пользоваться.
асфальт плавится, плавит и плавно перетекает в следы от каблуков - мои новые в одиннадцать сантиметров кошмарно удобные и не нравятся никому, кроме меня. что мне нравится делать? пить вино на пирсе, смотреть на к. и молчать. у моей мыши заедает правая кнопка, я хочу спать, но не могу, зато могу сделать что-то воодушевленное - например, не вылезать из квартиры. мне непонятно, как всё уживается в этих джунглях, мне непонятно, как люди тратятся на мелочи, а я эти мелочи подмечаю и рушу все эмоциональные составляющие. я копирую пробелы, себя, солнце обжигает мне руки, я все еще хочу танцевать. всё теряет суть этим летом. и я, как ни странно, тоже. парадоксально, но жизни не жалко - я просто трачу ее на какую-то хуйню, чтобы проснутся однажды утром, обнаружить, что мне двадцать девять, и, как завещали питерские, дальше долгая смерть. забери меня к воде и заставь улыбаться.