Теперь совсем не важно, как часто дрожит рука,
набирая "я за тебя волнуюсь",
и какая боль от этого - даже леона льюис
не сможет своим сладким голосом спеть о том,
как приходится снова откладывать всё на потом,
и в который раз ждать и терпеть;

и без разницы, как плохо ты умываешь глаза,
когда утром следы от черного карандаша
образуют больные круги,
как душит, и разрывает чертово "не молчи",
но, это только в лучшем случае приходит ответ "расскажи,
какой к недышащим стучится смерть?";

и никому (давно уже) не интересно какие нити
ты готова рвать, какие веревки из себя вить,
лишь бы он и впредь счастливо ухмылялся -
ему перестало быть страшно,
и как бы кто не старался - ему даже не важно,
какую в ладонях ты держишь плеть;

просто хочется забрать его боль,
чтобы он больше ее не ощущал,
перебирать пальцами по вьющимся волосам,
смотреть на свое отражение в черной странице какого-то глянца,
и перестать каждый вечер прощаться, а взять - и остаться,
почувствовать себя живой хоть на треть;

на чистоту, родной: я не знаю, какому молиться богу
за твое спокойствие и тепло,
за то, чтобы все было хорошо;
пускай нежность спит у тебя в груди,
и все самое лучшее ждет впереди,
а я выкраду твое горе, как не крути,
даже если тебе самому по-прежнему все равно.