Большинство людей едва ли задумывается над тем, какое огромное значение
имеют штаны.
Обыкновенный человек, надевая штаны по утрам или снимая их на ночь, не
станет, даже забавы ради, размышлять о том, каким бы он был горемыкой, если
бы у него штанов не было; как бы жалок он был, если бы ему пришлось
появиться без штанов на людях; какими неловкими стали бы его манеры, каким
нелепым его разговор, каким безрадостным его отношение к жизни.
Тем не менее, когда мне было четырнадцать лет, когда я читал
Шопенгауэра, Ницше, Спинозу, не верил в бога, враждовал с Иисусом Христом и
католической церковью, когда я был чем-то вроде философа своего собственного
толка, - мысли мои, глубокие и будничные в равной мере, постоянно обращались
к проблеме человека без штанов, и, как вы можете догадаться, мысли эти чаще
были тяжкими и печальными, порой же веселыми и жизнерадостными. В этом, я
думаю, отрада философа: познавать как ту, так и другую сторону явлений.
С одной стороны, человек, очутившийся на людях без штанов, был бы,
вероятно, пренесчастным созданием, но, с другой стороны, если тот самый
человек, будучи при штанах, прослыл душой общества и весельчаком, то, по
всем вероятиям, даже и без штанов он останется весельчаком и душой общества,
и, может быть, даже найдет в этом счастливый предлог для самых остроумных и
очаровательных шуток. Такого человека нетрудно себе представить, и я
полагал, что он совсем бы не смутился (по крайней мере в кинокартине), а
напротив, знал бы, как себя вести и что делать, чтобы внушить людям некую
простую истину, а именно: что такое, в конце концов, пара штанов? Ведь
отсутствие таковых - это еще не конец света и не крушение цивилизации. И
все-таки мысль о том, что я сам когда-нибудь могу появиться на людях без
штанов, ужасала меня, потому что я знал, что не смогу подняться на должную
высоту и убедить окружающих, что подобные вещи случаются на каждом шагу и
что еще не наступил конец света.
У меня была только одна пара штанов, да и то дядиных, латаных-
перелатаных, штопаных-перештопаных и довольно далеких от моды. Дядя мой
носил эти штаны пять лет, прежде чем передал мне, и вот я стал надевать их
каждое утро и снимать каждый вечер. Носить дядины брюки было честью для
меня. Кто-то, а уж я-то в этом не сомневался. Я знал, что это честь для
меня, я принял эту честь вместе со штанами, я носил штаны, носил честь, и
все-таки штаны были мне по росту.
Слишком широкие в талии, они были слишком узки в обшлагах. В отроческие
годы мои никто не считал меня франтом. Если люди оборачивались, чтобы
взглянуть на меня лишний раз, то только из любопытства: интересно, в чьи это
штаны он нарядился?
В дядиных штанах было четыре кармана, но среди них ни одного целого.
Когда мне случалось иметь дело с деньгами, платить и получать сдачу, то
приходилось совать деньги в рот и все время быть начеку, чтобы их не
проглотить.
Понятно, я был очень несчастлив. Я принялся читать Шопенгауэра и
презирать людей, а вслед за людьми - и бога, а после бога - весь мир, всю
вселенную, все это нелепое жизненное устройство.