я снова влюбилась в твой голос. заткнись!
я никакая, я жду трамвая. и сердце палёное не бьётся, даже когда падает.
и сколько же еще нас таких, примерзших к остановкам, сонорных,
не случившихся под тире и титры, под протяженность поцелуев между этажами,
под заваленные зачеты. задыхающиеся рты, уткнувшиеся в задыхающиеся сигареты. ты,
затихающее не во мне, не в овале Летнего сада, а у нее волосы, знаешь, волосы -
как кавычки - цитируют лицо. самое главное, говорят, правильно поставить язык,
но ведь ты больше не моё твёрдое нёбо, и с этим ничего не сделаешь, не переплачешь
самый осенний дождь, бьющий в желтую куртку. дым выел легкие, не оставил, но любишь
даже на фильтре губы его, встаешь в семь, мучаешь мышцы улыбки, сокращаешься, как самая
обычная дробь, длишься и длишься в эти смеющиеся снимки, в надорванный воздух, простуду
" прости" воздушно-капельную, но как, как, если ждала так, лизала лезвиями ладони, пульс в минус и
что-то там еще. ну, как у всех.
через раскинутые бёдра набережной кто-то уносит твое дыхание. сколько нас таких,
примерзших друг к другу, замолчавших, которым при прощании хочется вбить одну руку
в другую, только бы не отпускать, не опускать веки до бездорожья в памяти, до камней,
дефектов картавого на октавы ноября. паузами зажатое сердце в самую середину мегаполиса,
но поздно уже западать на каждое запястье -
они так и будут, эти хистори, от которых ори-не ори, всё больно.
Димка, Дима, Димочка, и эти глаза чуть покрепче держат, чем предыдущие.
сколько нас таких, обмотанных матами по самую шею,
шероховатых в судорогах трамваев, облезающих слоями слов, которые не получается сказать.
напои меня уже, черт возьми, если напеть не очень-то получается.
да, я не Вера Полозкова и не Наташа Водянова - я каждое утро не нахожу,
куда деть себя, что надеть.