В эту минуту единственное, что наполняло меня глухой болью разлуки, -
было сознание невозможности обладать ею полнее и глубже того, чем это дано
человеку. Я бы хотел осязать ее тысячами рук и уст, я бы окружил ее собою,
будто скорлупой, чтобы чувствовать ее всю вплотную, кожа к коже, любя и
наслаждаясь и все же тоскуя древней тоской, - что это только кожа и кожа,
а не кровь, только соединение, а не слияние.