peter-pan:

Пит ведет меня сквозь несколько вагонов смотреть его картины. Не знаю, чего я ожидала. Больших версий цветочных печений, возможно. Но это нечто совершенно другое. Пит нарисовал Игры.
Некоторые картины вы бы истолковали неверно, если вы не были с ним на арене. Вода, капающая сквозь трещины в нашей пещере. Осушенный ручей. Пара рук, его собственных, вырывающих клубни. Остальные понял бы любой зритель. Золотой горн, названный Рогом Изобилия, Мирта с целым арсеналом ножей внутри ее куртки. Один из переродков, кажется, светловолосый с серыми глазами, должно быть, Диадема, так как она, рыча, подбирается к нам. И я… я повсюду. Высоко на дереве. Стирающая рубашку в ручье. Лежащая без сознания в луже крови. Один рисунок я не могу понять – возможно, так он представлял меня, когда страдал от лихорадки, – я, стоящая посреди серебристого тумана, который совершенно точно подходит к цвету моих глаз.

– Ну, что думаешь? – спрашивает он.
– Я их ненавижу! – говорю я. Я буквально чувствую запах крови, грязи, неестественного дыхания переродка. – Все, что я делаю последнее время, – это пытаюсь забыть события, произошедшие на арене. А ты вернул все назад, к жизни! Как ты можешь помнить это так точно?

– Я вижу это каждую ночь, – отвечает он.
Я знаю, что он имеет в виду. Кошмары, с которыми я была знакома и до Игр, теперь изводят меня всякий раз, когда я засыпаю. Но старые сны, в которых моего отца разрывает на части в шахтах, теперь бывают редко. Вместо этого я заново переживаю все, что случилось на арене. Моя ничего не стоящая попытка спасти Руту. Пит, при смерти, истекающий кровью. Распухшее тело Диадемы, расползающиеся у меня в руках. Ужасная смерть Катона и переродки. Эти сны приходят чаще всего.
– Я тоже. Это помогает? Рисовать их?
– Не знаю. Думаю, я меньше боюсь засыпать по ночам, или я убеждаю себя в этом, – говорит он. – Но в любом случае они никуда не уходят.
– Возможно, они и не уйдут. У Хеймитча не ушли. – Хеймитч этого никогда не говорил, но мне кажется, это как раз и есть причина, по которой он не любит спать в темноте.
– Да, но я предпочитаю просыпаться с кистью, а не с ножом в руке, – говорит он. – Значит, ты правда их ненавидишь?
– Да, но они действительно необычайны, – отвечаю я. Так и есть. Но я не хочу смотреть на них больше.

И вспыхнет пламя, глава 14