— здравствуй, малыш. все нормально. живу на крыше.
я все такой. по-прежнему вздорный. рыжий.
в меру упитан. в полном расцвете лет.
да, не летаю. в общем и целом – не с кем.
и не считаю небо занятьем детским.
ты –то хоть помнишь? нет, ты не помнишь. нет.
кристера видел. спился. весьма уныло
выглядит на панели твоя гунилла.
а про тебя я в курсе из новостей.
стал депутатом в риксдаге ты или где там?
сто дураков внимают твоим советам.
ты не пустил на крышу своих детей.
тихо кругом. и пусто. ну, разве кошка
черная промелькнет в слуховом окошке,
с улицы донесется неясный вздор.
я, не меняя, переодену гетры.
все как обычно. осень. дожди и ветры.
лень есть варенье и проверять мотор.
я не летаю. я не могу - с другими.
кстати… ты и не знал – у меня есть имя…
и не узнаешь, но подводя итог,
я не виню тебя. все мне вполне понятно.
капли из низкой тучи еще бодрят, но…
просто, малыш, ты вырос… а я не смог.

- карлосон, слушай, я занят, поэтому в двух словах,
пишу в интернет, по почте уже не дойдёт:
лети если можешь, спускайся так, на ногах.
если не можешь - пришлю пожарный расчёт
дом подготовлен к сносу, я всё подписал,
и даже десять тыщ паровых машин
те, которые ты тогда обещал
не остановят бульдозер. реальный. один.
помнишь от старости умер мой первый щенок?
сын его внука грызёт ковёр у окна.
те говоришь - я мог, ничего я не мог,
а моё имя, да что теперь имена.