Думаю, будет вполне разумным рассказать о себе и о том, что я здесь делаю.
Я из странников, которые пытаются научиться быть писателями.
Разобраться в бесчисленных мужьях моей матери довольно сложно. Одного из них, своего отца, мужчину с широкими ладонями и простодушным широким ртом, я видела на какой-то фотографии лишь раз, знаю, что его зовут Владимир, что он то ли погиб во время испытательного полёта космического корабля на Марс, то ли прячется от мафии в посольстве Канады, то ли был растоптан кенгуру где-то в Канберре. В общем, моя maman никак не хочет признавать, что какой-то беларус (шовинистические наклонности моей семьи) продинамил её и оставил с ребёнком, не имеющим ничего общего с херувимами Рафаэля.
Помню, как жила в мамином офисе, в маленькой вечно холодной комнате с диваном, с зелёным букварём и сборником сказок Чуковского. От бизнеса и трёх серетарей сидящую на горшке девочку разделяла дверь с оранжевыми стеклянными вставками в пупырышках. Она казалась сделанной из янтаря, но оказалась обычной дешёвкой.
Садика не помню.
Ещё у нас жил большой ротвейлер Урфин от очередного мужа, он ел теннисные мячи.
В подготовительной школе у меня постоянно не было клея - все поделки я прислюнявливала к бумаге или друг к другу.
Отдельная, немного даже тёплая тема - бабушка, милое параноидальное создание. Дурацкое зелёное платье, чай на кухне - обязательно под старое радио с одно станцией. Всегда удивлялась, сколько платят этим несчастным людям. Но главное - у бабусика всегда были книги. О, мои любимые.
Когда-то я ходила на теннис. Играла ужасно, деньги платили бешеные, зато безответно влюбилась в какого-то мальчика в красной бейсболке.
Вроде там уже должна была пойти и школа, но начальную не помню совсем. Думаю, учителя были дурные, потому что жаловались на мой почерк вместо того, чтобы научить по-человечески писать "м".
В средней школе, в пору Потапа и Аврил Лавин, я обрела почётное звание "ботана", носила только чёрное (и черные спортивные штаны, позор на мою голову до сих дней), огромные наушники. Друзья были, но особенного значения я им не придавала.
Есть бутерброд? Нет? О, как жаль, пока.
Где-то там в промежутке родилась моя младшая на восемь лет сестра. Я не особо к ней привязана. Дети всегда вызывали во мне некотролируюмую агрессию и отвращение, не могу объяснить почему.
Умер Урфин.
Седьмой класс - депрессивный период, мысли о самоубистве и бла-бла. Начала ненавидеть людей, делающих грамматические ошибки.
В восьмом перестала учиться. С "11" по алгебре съехала на "3". Лень - божественное чувство. Из донбасского городка переехала в Киев- где и живу до сих пор. Поступила в… ну, в общем, неплохое местечко возле Администрации Президента, а-ля националистически настроенный лицей.
Пауза.
Жарким летом, после экзаменов и бравового окончания девятого класса печеньем, высокий кудрявый мальчик признался мне в любви. Я почему-то закрыла его тусклые карие огоньки ладошкой и спросила:
— Какого цвета у меня глаза?
— Как небо.
Ненормально серьёзен. Ненормально. Я же не собиралась его любить, а он возьми и.. Даже до этого - когда он вздрогнул, почувствовав моё прикосновение, я поняла, что мальчик начитался Лермонтова.
Лето действительно выдалось жарким. Моя первая любовь наскучила мне в августе. Он уехал из города, а его родители не хотят встречаться со мной взглядом.
Зато я нашла подругу. Львовская бунтарка в кожаной курточке.
По воскресеньям мы пьём кофе, лопаем гамбургеры, курим "Marlboro" и говорим о Ницше. Отшиваем студентов от нашего столика, говоря что "вот-вот должен прийти Сатана". Обсуждаем нереалистичность убийств в новомодных триллерах, достоинтва конституционной монархии, рассматриваем тату-журналы, потом идём в кафе через сто метров жрать суши с 50%-ной скидкой после трёх.
Пока что это лучший год.