конечно, можно все рассказать –

как я провожу день, скучаю по людям, стелю кровать,

пью вино, коктейли, курю родные vogue,

ищу буквы на клавиатуре и говорю себе "он бы смог";

конечно, можно все разукрасить в яркий цвет –

скажем, фуксии, или лазурно-синий,

звонить друзьям, начинать разговор с "привет",

а не с "мой друг, вы совсем меня позабыли";

конечно, можно не умирать постоянно, не делаться еще мертвее –

но когда у тебя кровь не двигается по венам,

и притоки закрыты - все неуверенней

становятся прикосновения к чужой коже –

прости, я не могу, не могу, не могу - и она тоже

не сможет жить так, как живете вы,

у нее больное сердце, тахикардия, а у меня в вазе высохшие цветы,

мы с ней - родственники прошлого, родственники палачей,

в нас с ней бесконечное множество закрытых дверей.

конечно, можно все переделать и начать при этом с себя –

но за окном февраль, в жизни серая полоса

и это не лучшее время, чтобы идти на чужую войну.

по крайне мере, пока не скажут "возвращайся, я тебя жду".

конечно, можно все разрушить и построить заново,

но мне и так хорошо - в своих замках, в своих развалинах.

я сейчас выключу телефон и пойду постелю кровать.

потому что подушке и стенам точно можно все рассказать.