Что бывает в сказке?

А вот что. Она ненавидит тебя с тех пор, как вам исполнилось по одиннадцать, ты возненавидел ее, как только подрос достаточно, чтобы без запинки выговаривать слово «грязнокровка». (Вот только твои родители ошибались — что значит кровь, когда в тебе так великолепно сочетаются сила и ум?)

Она — воплощение всего, что ты презираешь. Ты бросил слушаться отца уже давным-давно, но она все та же гриффиндорка, всезнайка, подружка чертова Гарри Поттера. Ты ненавидишь Золотую Троицу, но понимаешь, кто выиграет войну, потому и предлагаешь свои услуги Дамблдору.

Обманывать родителей невероятно трудно. Невероятно тяжело, хотя ты просто обеспечиваешь семье дальнейшее существование на остатках какого-никакого уважения, и разве это не то, чему они тебя учили? Однако при каждом удобном случае ты по-прежнему ведешь себя как последний мерзавец (да ты и есть мерзавец, сам знаешь), потому что встать на сторону Света, мать вашу, еще не значит искупить свои грехи или что-то вроде того.

Директор своей волей ставит тебя в пару именно с ней, и ты отвечаешь «ладно, это ж просто работа», а сам украдкой переводишь дух, понимая — он мог бы попросить тебя сделать что-то гораздо худшее. Куда более худшее.

И вот в один из вечеров Выручай-комнату заливает свет свечей, и ее губы никогда еще не казались тебе столь нежными и мягкими, но ты ведь знаешь, что она твоей не будет, поэтому и не пытаешься поцеловать ее в губы. Только не в губы. Но перед искушением поцеловать ее в шею устоять невозможно. От первого прикосновения она вздрагивает, но когда ты отстраняешься, слышишь ее разочарованный вздох, и ты знаешь, знаешь, что она хочет этого так же сильно, как и ты. Поэтому удерживаешь ее в объятиях и трахаешь пальцем, пока у нее не вырывается твое имя. Перед тем, как уйти, ты целуешь ее в висок (не в губы, в губы — ни разу, она не для тебя), и вы оба знаете, что сделаете это снова.

Ты ее любишь. Ты ее любишь, но не доверяешь ей, она предназначена герою, поэтому ты то и дело уверяешь ее, что ненавидишь так же, как всегда. Ты сам не уверен, ложь ли это. И ты знаешь, что эти грубые жестокие слова, которые ты шепчешь ей на ухо, заставляют ее кончить, и, ненавидя это знание, все равно торжествуешь, потому что в эти мгновения она твоя. Не Поттера и не Уизли. ТВОЯ.

Но как-то вечером тебе приходит письмо, бесстрастно сообщающее о смерти отца. И ты знаешь — будь у него такая возможность, он прикончил бы тебя в мгновение ока, и знаешь, что сам был бы вынужден его убить, так разве это не лучший выход? Но все же он — твой отец, и по щеке скатываются несколько предательских слезинок. Она выбирает именно этот момент, чтобы появиться в твоей комнате, и, прежде чем ты успеваешь сообразить, скользнув руками, обнимает тебя. И больше всего на свете тебе хочется остаться в ее объятиях, но секунду спустя твоя защитная маска возвращается, и ты уклоняешься от ее прикосновений.

Тогда она поворачивается, чтобы уйти, но ты этого не хочешь и поэтому ее останавливаешь, руки крепко обхватывают ее за талию, держа и удерживая, потому что у нее нет над тобой никакой власти.

Секс в этот раз груб и безжалостен, но разве это не все, что тебе нужно? Ты ложишься спать, и в эту ночь у тебя нет неотвязных, ведущих к бессоннице мыслей о ее горячей пульсирующей вагине. Есть только нежное воспоминание о том, как ее руки сомкнулись вокруг тебя в неловком, сулящем покой объятии.

Вы оба пытаетесь вернуть отношения в прежнее русло, но, несмотря ни на что, все начинает меняться. Ты все еще оскорбляешь ее, но уже не можешь скрывать свое чувство собственника и уверяешь себя, что она ничего не замечает.

Ты заигрываешь чуть ли не со всем женским полом в Хогвартсе, как делал всегда, но теперь принимаешься их тискать, когда точно знаешь, что она может тебя увидеть, потому что хочешь, чтобы ей стало так же больно, как всякий раз становится больно тебе, когда она улыбается своей прекрасной улыбкой другому парню. (Не тебе. Тебе — никогда.) А она об этом даже не заговаривает.

Однажды вечером ты замечаешь, как она нежно целует Поттера, — осталось только Круциатусом тебя шарахнуть. Ты чуть-чуть расслабляешься, услышав, как она выдает ему «давай будем просто друзьями», но это по-прежнему мучительно напоминает о том, что она не твоя и никогда твоей не будет.

И когда в конце концов она говорит тебе, что вы «должны прекратить этим заниматься», ты целыми ночами не можешь заснуть.

Вот так и бывает. Она ненавидела тебя с тех пор, как вам исполнилось по одиннадцать, ты возненавидел ее еще до того, как с ней повстречался, и ты совсем не уверен, что ненависть прошла. И она не для тебя, но ты всегда был эгоистом, и ты ее хочешь, желаешь и, черт возьми, любишь, и раз уж на то пошло — с каких это пор тебе есть дело до каких-то там правил? Ну так как… ты ей скажешь? Скажешь, зная, что на всей земле ты — последний, кто ей подходит? Или отступишься и дашь ей вместе с Прекрасным Принцем скрыться в лучах заходящего солнца, а сам отправишься к девицам вроде Пэнси Паркинсон?

Принять решение удивительно легко.

На хрен счастливые концы. Все равно ты никогда не верил в сказки.

Gryster

Перевод merry_dancers

___________________________________________________________________

Это, наверное, самое лучшее из того, что я читала по Драмионе