мама, какой он наглый, до губ прокушенных невозможный,
до туго натянутой венки височной - сложный
как кислород под водой, истерично нужный,
огромный и неотложный

читать дальшекак мне вместить это все в мое тельце, мама,
оно больше меня. из оконной рамы
в его доме сегодня я видела панорамно
как сремительно перерастает любой масштаб
до сих пор нетроганная моя
крохотная душа.
потому что теперь ее самая тихая глубина
оживает и мечется, так, что нельзя дышать –
это глупо, но как мне легкими управлять,
когда он улыбается, мне согревая там все. до дна.

знаешь, ведь от него у кого-то родится сын –
это будет самый красивый на свете мальчик, клянусь.
только если об этом подумать, мама, то я свихнусь
потому что во мне очень громко идут часы
отмеряя фатальное: десять, девять. мам, я боюсь
мам, мне страшно, я снова маленькая такая:
мне четыре, ты плачешь. зачем? я не понимаю.
мне шестнадцать, и я не верю, что разберусь.
или даже тринадцать – я некрасивая и стесняюсь.
и уже с девяти ненавижу, когда мне врут.
я настолько маленькая, что рыдаю
прямо на эскалаторе, в шумном и темном метро.
он не видит, наверное, как мне обжег нутро
и не чувствует, как я за час без него замерзаю.

если в двух словах: посмотри, он в меня врастает.
а я корчусь от боли, отчетливо представляя,
как потом его вырвут и заберут.
а еще я знаю.
что таких, как я, в это долгое плавание не берут.