Стефан Цвейг. Избранное. Часть 1

Так сложилось, что мне в руки попала одна довольно непримечательная на первый взгляд книга. Сначала я с опасением смотрела на нее, ведь довольно долгое время я читала лишь толстые романы и уже уверилась в том, что полностью характер героя не может быть раскрыт в коротком рассказе. Но лукавить я не буду, не все мне понравилось: новеллы почти все оказались интересными (даже если сюжет не захватил меня, то маленькие нюансы в описании стоят того, чтобы на них обратили снимание), а вот рассказы я так и не дочитала, скука смертная.

Особенно хочу отметить несколько новелл: «Двадцать четыре часа из жизни женщины», «Письмо незнакомки», «Амок» и «Шахматная новелла». Думаю, что рассказывать сюжет этих произведений с моей стороны будет немного нетактично (ведь кто-то наверняка захочет прочитать сам), но хочу показать вам несколько моментов, которые запомнились мне.

Двадцать четыре часа из жизни женщины: “…Невольно я подняла глаза и прямо напротив увидела — мне даже страшно стало — две руки, каких мне еще никогда не приходилось видеть: они вцепились друг в друга, точно разъяренные звери, и в неистовой схватке тискали и сжимали друг друга, так что пальцы издавала сухой треск, как при раскалывании Ореха… Я смотрела на эти руки весь вечер, они поражали меня своей неповторимостью; но в то же время меня пугала их взволнованность, их безумно страстное выражение, это судорожное сцепление и единоборство. Я сразу почувствовала, что человек, преисполненный страсти, загнал эту страсть в кончики пальцев, чтобы самому не быть взорванным ею. И вот, в ту секунду, когда шарик с сухим коротким стуком упал в ячейку и крупье выкрикнул номер, руки внезапно распались, как два зверя, сраженные одной пулей. Они упали, как мертвые, а не просто утомленные, поникли с таким выражением безнадежности, отчаяния, разочарования, что я не могу передать это словами. Ибо никогда, ни до, ни после, я не видела таких говорящих рук, где каждый мускул кричал и страсть почти явственно выступала из всех пор. Мгновение они лежали на зеленом сукне вяло и неподвижно, как медузы, выброшенные волной на взморье. Затем одна, правая, стала медленно оживать, начиная с кончиков пальцев: она задрожала, отпрянула назад, несколько секунд металась по столу, потом, нервно схватив жетон, покатала его между большим и указательным пальцами, как колесико. Внезапно она изогнулась, как пантера, и бросила, словно выплюнула, стофранковый жетон на середину черного поля. И тотчас же, как по сигналу, встрепенулась и скованная сном левая рука — она приподнялась, подкралась, подползла к дрожащей, как бы усталой от броска сестре, и обе лежали теперь рядом, вздрагивая и слегка постукивая запястьями по столу, как зубы стучат в ознобе, нет, никогда в жизни не видела я рук, которые с таким потрясающим красноречием выражали бы лихорадочное возбуждение… “