Oна всегда громко стонала, когда мы занимались любовью, и пахла яблоком и корицей - на мочках ушей, сопела мне в плечо и спала, сжав колени. Я обнимал ее и понимал - у меня в руках - мир, я боялся за нее, отпускал в дождь и звонил потом: - "Ты не промокла?" Она говорила, что смелая и грозная, я смеялся - она? - ее тело - плавные изгибы - умещалось в двух моих ладонях, когда я сжимал ее. Она плакала, когда мама кричала на нее. У меня дома, я всегда грел квартиру перед ее приходом; пила водку и засыпала перед телевизором. Я любил ее - длинные ресницы, тушь в соли и сладкие запястья, целовал всю, мокрую и мою (мою?), обладал ей и плакал, кусая подушки, когда она спала рядом - женщина, моя маленькая уже женщина, маленькая дюймовочка, я страстно звал ее моей мелкой и любил шептать, когда она не слышала, что никому никогда ее не отдам. Она умещалась в моих ладонях, как в сердце - там был запах ее духов и тела; все мое нутро не желало отдавать ее никому, не отпускать вечерами и утрами, она смеялась и кусала меня за плечо: - "Отпусти, мне же на учебу, опоздаю, эй".