«My name is James».
Эта фраза так въелась в кору головного мозга, что я мог бы похвастаться татуировкой на тонких витиеватых сосудах. Когда исполнилось два года, мне поставили диагноз: «аутизм». Хотя, я бы лично назвал это «даунизмом». Представьте, каково было моим родителям. Мать наверняка истерично рыдала, обвиняя во всём гулящее прошлое моего отца, а он же, в свою очередь, сто процентов закатывал глаза, поднимаясь наверх по лестнице в нашем доме. Запомните, это единственное упоминание мною о родителях в вашем присутствии. Я их не люблю. Скажите, я идиот? Возможно. Медицину же не обманешь, и тот факт, что я каким-то чудеснейшим способом вылечился в течение последующих нескольких лет от страшной болезни – тоже вполне можно считать идиотизмом природы. Не шуткой, а именно идиотизмом. Всё, что тогда я мог сказать, было как раз «My name is James». Так что, мне кажется, долбани вы меня головой об стену, я перестану помнить всё, кроме своего имени.
Меня зовут Джеймс.
Я никогда не относился к тем людям, которые о чем-то жалеют или просят от судьбы невозможного. Во-первых, судьбу мы сами строем. Во-вторых, возможно всё. А эти стенания возле молитвенников и прижимание библии к груди – не для меня. Слишком я просто для подобных падений на колени и идоловозведений. Для меня нет ничего святого.
Взять хотя бы этот день. Я даже не помню, что было с утра, не хочу перебирать в голове, где мне удалось побывать в обед, а вечер.. Я сейчас сижу на кровати. Большой, уютной кровати с мягкими подушками за моей спиной. Всегда любил эту комнату. Потому что она не моя и у меня такой никогда не будет. Мозг не в ту сторону работает, чтобы сотворить райский уголок из пару лоскутков и дорогой парчи. Не знаю, как у женщин всегда получается сделать красивое из ничего. Еще одна загадка человечества. Они такие хрупкие, такие беззащитные. Такие суки и стервы, что иногда появляется желание намотать волосы на руку какой-нибудь представительницы слабого пола и впечатать её в стену за всё то, что крутится в этой маленькой черепной коробке. Их создали, чтобы мучить нас. А нас, чтобы управлять ими. Мы взаимосвязаны, не как эти пресловутые «инь и янь», а как радуга после сильного дождя или же Шелл и бензобак моего серебряного двухколесного друга. Я насладился ими сполна. Успел вкусить все самое чудесное и прекрасное, заточенное в оболочки невинных дряней. Нет, стойте, сейчас вы запишите меня в какие-нибудь ловеласы, донжуаны или бабники. Но всё не так. У меня нет черной книжечки с длинным списком моих побед. Я не веду учёт пастельных сцен в моей квартире и не стараюсь обольстить кого-то на спор. Мне попросту лень этим заниматься. Считаю, что лучше брать сразу, чем разрабатывать план и, терпя фиаско, упиваться собственной ничтожностью, возникшей случайно из-за какого-то маленького прокола. Даже сейчас. Она сидит на полу. Пьяная. В разодранных колготках, с раздвинутыми ногами, опираясь на свои колени локтями, и горько плачет. А я? А что я? Я разве виноват? Я должен ей что-то? Я вообще не знаю эту женщину. Хоть и знакомы мы два с половиной года. Она – мой агент. Ей тридцать два года и её только что бросил жених. Вот за что мне весь этот ужас свалился на голову? В прошлой жизни я был Гитлером, не ниже. Мне самому смешно. И эта её черная тушь, размазанная по щекам, только усугубляет вид несчастья. Женщины, ведь иногда, мы имеем особенность – менять свои решения. И вот представим, что её любовь вернется сейчас. Позвонит в дверь и увидит.. Пьяное грязное существо, валяющееся на полу. Я бы не стал переступать порог. Правда. Если бы любил… Да нет же, не любил бы. Матильда Грин. Имя-то какое! Отчетливо помню свой дикий смех в трубку, когда она представилась после моего «ну?». Девятнадцать лет – охриненный возраст. Именно, не «крутой», не «отличный», а _о х р и н е н н ы й. Гармоны бьют по мозгам и здравому смыслу как палочки барабанщика по инструментам во время рок-концерта. Бам-бам-бам! И вы уже на высоте! Летите в предвкушении чего-то непревзойденного. Такое обычно происходит, если залиться алкоголем, наштыряться всякой белой гадостью и мирно лежать на диване в одном из «обязательно известных» клубов города миллионника. И самое, самое интересное, что на утро, вы бодры! Веселы! И полны сил. Разве это не охриненно? Грин меня не заинтересовала тогда. Но она умеет получать от жизни всё, что хочет. Ммм, я смотрю на неё сейчас и понимаю, что не совсем прав. В общем, с тех незапамятных времен мы сотрудничаем. Она ради денег, я ради скуки. Съёмки, кастинги, тусовки, люди, выпивка, машины, гонки, страх, скорость, остановка сердца и тишина. Я бы так описал свою жизнь. Но да. Один плюс, либо минус в моей биографии есть. Деври. В этом году я заканчиваю. Получу диплом психолога. Хотя, планирую пойти учиться дальше на хирурга. Я бы хотел резать людей. Мне доставляет это удовольствие. А-а. Нет, не псих я. Просто у большинства людей дрожат руки, а у меня, даже после выпитого и вынюханного, всё равно чудесное владение собой. Я выстрадал себе непомерную силу. И еще адаптировался к подобного рода истерикам со стороны Матильды. Думаете, это первый бросивший её «жених»? За последние двенадцать месяцев их было пять..или четыре. Не знаю, считать того, с кем она была три дня или нет. Но я её не кину. Она это прекрасно осознает. Мы друзья. Во всей этой грязи, мы сумели сохранить хоть какие-то «высокие отношения». И если её дверь больше не откроется по средствам моей правой руки – то я за день предупрежу её о расторжении контракта. По крайней мере, мне сейчас так кажется. Джеймс около часа сидел и смотрел на тот, как быстро текли слезы по щекам Матильды Грин, облачившейся сегодня в своё самое дорогое платье. Ему в голову пришла мысль о том, что раз на ней именно этот наряд, значит, повод и правда был серьезным. Что ж, с кем не бывает. Парень слегка раздраженно привстал с кровати, подошел к своему агенту, поднял её за плечи достаточно суровым рывком, поставив на ноги, и посмотрел в глаза. Сказать что-то ободряющее? Психолог же. Нет. Лучшим способом была большая коричневая бутылка виски, мягкий диван и теплое одеяло. Джей снова приподнял её так, чтобы ноги молодой женщины чуть болтались в невесомости. После чего слегка потряс и водрузил себе на левое плечо. Они находились в её квартире. Откуда у Грин деньги на подобного рода апартаменты – ему было плевать. Какая к черту разница, есть и ладно. Тихие стоны сменились милым бульканьем горячительного напитка в женском желудке. Пустом женском желудке. Он прекрасно понимал, что завтра с утра её будет рвать. Сильно. На это и было рассчитано. Парень надеялся, что вместе с рвотой из неё наконец-таки выйдет дурь, и она научится ценить не только мир софитов и его, ну и ещё и себя. Глянцевая оболочка, увешанная бриллиантами шея – еще не признак самоуважения.
Утром стоило бы отправиться на занятия. Хотя бы потому, что там была она. Любовь? Оставьте себе. Там была тишина.
Тиканье настенных часов и посапывание Матильды умировторяли. Бутылка опустошена на половину. Джеймс встал с кресла, расположенного напротив дивана, прошелся по персидскому ковру и поставил стекло на самый верх барного шкафчика. Припрятал для неприменно будущего рецидива Грин. А пока она дышит и вроде как существует, он решил отправиться в местное ночное кафе с дешевыми блинчиками и заняться убийством желудка. Всё равно все когда-нибудь сдохнут. И ему не хотелось задерживаться тут надолго. Да и канцерогенные блинчики - вполне безобидное оружие. Медленно действущее, лишь приносящее удовольствие от чувства насыщения. Ключ в замочной скважине повернулся три раза с половиной. Так Матильда дверь сама точно не откроет. Тихая усмешка и прохлада, веющая с улиц ночного города. В этом весь Джеймс.