Парадоксальная филофобия

Термин филофобия прочно вошел в обиход психотерапевтов, психологов-консультантов и даже психоневрологов. Филофобия - это страх перед любовью. Кажется, еще Булгаков придал любви образ убийцы из ночной подворотни, в одночасье сразившего двоих - мужчину и женщину. Действительно, люди порой боятся влюбляться, страшатся любить. Бывает – панически. Об этом мне прямо говорили несколько моих друзей и несколько людей, которых я консультировал в качестве психолога. Нельзя сказать, что филофобия – всеобщий бич современного человечества, но сфера ее распространения охватывает все больше человеческих душ. Одна моя молодая, довольно общительная и жизнерадостная клиентка признавалась: «Мне проще жалеть мужа, ухаживать за ним, но не любить». Вы думаете, речь идет о немощном старике, опустившемся алкоголике или просто слабом и не подготовленном к жизни человеке? Отнюдь. Муж моей клиентки – ее сверстник, преуспевающий бизнесмен, полностью преданный своей семье.

Тяготит ответственность? Отчасти – да. Но ответственность ответственности – рознь. Люди, панически укрывающиеся от стрел Купидона, как если бы они были вымазаны ядом кураре, с легкостью создают семьи, рожают детей, уходят из семей, создают новые… Быть может, Николай Бердяев и сгустил краски, сказав, что «брак обессмысливает любовь», но пафос его высказывания в принципе понятен.

Кстати, психологические исследования показывают, что современные супруги и родители не принимают себя… именно в качестве супругов и родителей. Принимают - в качестве близких друзей, любовников и «детопроизводителей» (в постели), добытчиков (если это - мужчина), домохозяек (если это - женщина), воспитателей. Кого угодно - но только не супругов и родителей. И тогда, например, мама девочки становится «старшей сестрой», а папа мальчика – «еще одним мужчиной в доме». Это не значит, что они не любят своих детей. Любят, но по-своему видят смысл этой любви. «Я - любящий отец, потому что все свои силы и время я отдаю на зарабатывание средств, чтобы мой ребенок ни в чем не нуждался», - скажет иной мужчина. Это - любовь, но какая-то «усеченная». Позиция «любящего отца», по сути, подменяется позицией «добытчика». Все силы и время отданы заработку - откуда же их взять на доверительное общение с ребенком, на соучастие в решении тех интимных проблем, которые он переживает, на сочувствие и понимание? Для папы важнее не пойти на родительское собрание в школу, чтобы самому разобраться, что происходит с его ребенком, а провести лишнее время на работе с целью дополнительного заработка…

Чем же так отпугивает людей таинственный зверь по имени «любовь»? Внутренним смятением и сердечными муками, возможной перспективой неразделенности и отвержения чувств? Да, существуют и такие мотивы, но они поверхностны и вторичны. Страх любви – это страх безусловного принятия человека, таким, какой он есть во всей его «многополярности». Мы готовы допустить эту «многополярность», но она не тяготит нас, покуда мы не столкнулись с ее конкретными проявлениями. Что значит – влюбиться? Увидеть в человеке некое притягательное целое, которое не видят в нем другие. Мы можем не знать, как его зовут, сколько ему лет, какими он наделен достоинствами и недостатками (их мы просто до поры до времени не различаем), но уже любим. Мы принимаем его как целое, без разбора – разбора по косточкам условностей. Принимаем абсолютно и безусловно – и никакие рациональные доводы близких людей нас не пронимают. Они ведь этого целого не видят. Это уже позднее приходит опыт «анализа», который может внести очень существенные корректив в первоначальный образ целого и даже принести разочарование. Недаром говорят: любовь зла…

Но даже не этого страшатся люди. Отвергая мерки условности в оценке любимого человека, мы обязаны столь же безусловно принять себя. Но о себе-то мы уже кое-что знаем. И это «кое-что» очень часто навязчиво всплывает в виде мозаики условных стереотипов наподобие «друг – любовник – добытчик – домохозяйка…». А тут надо принципиально и честно ответить себе на вопросы: «кто я, зачем я?», сказать главную правду о себе. Вопросы, которые, возможно, никогда бы не возникли, если бы мы не полюбили.

Страх любви – это прежде всего боязнь самого себя. А временами – трепет перед ограничениями и регламентами, которые мы подчас слепо и некритически переняли от других и которыми сами же приковывали себя как рабов к галере жизни. Стремление укрыться от любви в стоге условных оценок – бег от себя же. Бег от собственной свободы.

Любовь – это всегда снятие катаракты с «ока души» (Достоевский). Рискованная и иногда болезненная операция. Но, право, стоящая того, чтобы, наконец, открыть для себя действительный мир. И в себе – тоже.