Она упала на землю с небес и тут же поползла вдоль потрескавшейся стены.
Ее когти были проворны, и она с легкостью оставляла после себя мелкие царапины.
Глине было больно, но она не стала обращать на это внимание, по крайней мере сейчас.
Она карабкалась дальше и быстрее, к именно тому сломанному окну.
К тому, из которого шел яркий пурпурный свет.
Все вокруг постепенно тлело, и остатки пепла мягко оседали на черный пол, иногда задевая и ее.
Поэтому она часто отряхивалась, чтоб скинуть со своей спины серый порошок, он раздражал ее ноздри.
Когда она добралась до окна, она встала на задние и тут же приобрела изгибы женского тела.
Красивого, молодого, стройного, без изъянов.
Потом она выбрала золотистые кудрявые волосы и небольшие, но выразительные губы.
Строгий взгляд и тихий характер.
И назвала себя Натальей.
***
Я купил его четыре года назад.
Мне выдали справедливую гарантию, что он уже никогда не уйдет, и я быстро, дрожащей веной, подписал бумагу своей кровью.
Когда я распаковал коробку с ним, то увидел, что к нему прилагались голубые глаза и ровные черные волосы, длиной чуть ниже плеч.
Красная гитара, пачка Marlboro lights, парфюм и косметика.
Я поставил его в самом дальнем углу, и часто садил в разные позы то на шикарном зеленом кресле, которое досталось мне от бабушки, то на своей мертвой кровати.
Я бережно сгибал его суставы, осторожно брал мягкими подушечками пальцев за подбородок и поворачивал его голову так, чтоб тени красиво падали на его лицо. Он всегда смотрел в одну точку, а я всегда рисовал его.
Его прекрасные губы при этом были сжаты и он часто дышал.
Он выглядел печально и уныло, болезненно и неподвижно. Он был заложником своего тела, его красота была тонкой, но не живой.
Узкие черные джинсы, коричневые мужские туфли с заостренными носками, всегда выглаженая мною белая рубашка и поверх нее жилетка. Все как полагается, он был самым безупречно мною одетым Брайаном Молко.
Я каждый день убирал ему волосы за уши, он не любил когда они падали на глаза, или собирал на затылке в хвостик.
Красное солнце постоянно касалось его бледного лица, и тогда он опускал веки, ресницы удлинялись тенями и становились слишком черными.
Единственное, что он мог-моргать и отвечать на мои поцелуи, большего ему не было дано.
Иногда он пел по ночам.
Так печально и с дикой болью в голосе.
Я просыпался и ложил его рядом с собой, чтоб ему не было в углу слишком одиноко.
Потом я медленно раздевал и начинал ласкать его хрупкое тело, он не издавал ни звука, просто тяжело смотрел своими голубыми глазами в потолок.
Я менял его позы, наслаждаясь его изгибами.
Тело его пахло фиалками.
Я наматывал его волосы на кулак и брал грубо. Я чувствовал жар внутри него, он весь горел. Я владел им до отказа, и когда кончал, ласкал его твердую плоть.
А потом мы просто лежали.
Я гладил его по голове, а он устало закрывал глаза.
Тогда я нежно покусывал его губы и засыпал у него на плече, зная, что с пурпурного утра он меня не разбудит.
***
Наталья знала, где искать Человека.
Он должен был быть замкнутым в себе и постоянно плачущим. Таким, которого она могла бы утешать.
Она не знала, что у меня есть Брайан. Она просто думала, что мне одиноко, она нашла меня по запаху моих страхов.
Город наш был сер и мрачен тогда, воздух далеко не чист и не имел прозрачности, туман, что постоянно стоял на улицах, был коричневого цвета.
Солнце всю историю являлось ярко-красным.
Дома-полуразвалеными.
Лестницы в них сыпались вниз и многие прыгали с окон, убиваясь. Таков был их выбор спускаться.
Вечные депрессии населения, связаные с климатом и угнетающими цветами, раздражали меня. Но я не хотел шагнуть в окно.
И вот она пришла ко мне с широкой улыбкой, не от мира этого.
Я видел, как у неподвижного Брайана мгновенно расширились зрачки.
Он изучал ее так же внимательно, как она меня в те минуты.
Достав последнюю бутылку алкоголя в нашем городе, я разлил обжигающую жидкость по разбитым чашкам.
За окном зеленело, приходил вечер.
Наши планеты были все как на ладони перед нами, мы видели их слишком близко, чтоб не подумать, что вскоре они упадут.
Наталье было это интересно. Она говорила, что на ее планете, в ее мире, люди радуются желтому солнцу и ярко-голубому небу, слушают музыку, ходят в кино и живут в роскошных зданиях. Я назвал ее мир Раем.
Брайан ревновал. Он нервно водил глазами по кухне. Я погладил его по щеке, пытаясь успокоить.
-Ручной?
-Да…Вроде…Как-то так.
Я смутился, и она это заметила. Выпила еще. Я закурил. Дал покурить Брайану. Я всегда курил, когда волнение пробегало по моему телу.
-Я хочу жить вместе с вами.-ее глаза встретились с моими. И я не смог устоять. Вот так вот просто она вошла в мою башню, в мое жилище.
Впервые я почувствовал себя нужным после этого. Защищенным. Полезным. Любимым.
Брайан тоже любил меня, я это чувствовал слишком сильно, но он не мог ничего сделать для того, чтобы я был слишком счастливым.
И я выбрал ее. Для своего же счастья.
Каждое утро она падала на землю с неба и я слышал стук ее когтей в коридоре по паркету.
Я не видел, какой она была зеленой ночью, я боялся.
Я всегда дожидался утра, чтоб не думать о том, кем она может быть.
Она была странным существом, но мы любили друг друга сильно, у нас был один мозг на двоих.
Она никогда не рассказывала мне о том, кем она является в зеленое время суток.
Красное работало для нее прикрытием.
Рассвет-моментом влажных поцелуев мне.
Так тянулось наше время.
***
" Завтра упадет одна из ваших планет."-сказала вчера перед сном мне Наталья и вовлекла меня в горячие объятия.
" С чего ты это взяла?"-вывернувшись, спросил я.
" Глупенький."-она засмеялась.-"Посмотри в окно.".
Я тут же встал с кровати и подошел к окну.
Темно-зеленый свет показался мне столь странным…
Я поднял свои карие глаза к тому, что называлось небом, и непроизвольно ахнул.
И вправду, одна из планет, висящих над нами, раскачивалась на нитке.
" Завтра она упадет. Ложись.".
Я обернулся, чтоб взглянуть на кровать, и увидел как она подняла Брайана к потолку.
Сердце мое застучало с бешеной скоростью, и я кинулся к Наталье.
" Что ты с ним делаешь?"-в ужасе закричал я, но тут же успокоился под ее взглядом.
" Не бойся. Я не сделаю ему больно."-сказала она.-"его сердце из пепла, ты знал? "
" нет… "
" оно распадается. "
Я не мог пошевелится. Я стоял и смотрел как она поднимает его все выше. Его волосы падают ей на голову, а руки бессильно свисают вниз.
Наконец она опустила его.
" Ты мой Человек, ты это знаешь?".
В ответ я коротко кивнул.
" Ты должен быть на моей планете, помнишь, я рассказывала? Про голубое небо и желтое солнце?".
Я опять кивнул.
" Когда упадет та планета, на вашей станет еще темнее. "
Я ничего не ответил и присел рядом с Брайаном. Взял его под руки и обнял за спину, нагнул к себе. Его подбородок лег на мое дрожащее плечо. Я почувствовал, как скатилась по его щеке золотистая слеза.
" Не делай так больше никогда."-в моем взгляде наверняка читалась злость.
Она просто пожала плечами и ушла, ничего не ответив.
Я отстранил Брайана от себя и взял его лицо в свои ладони.
" Все хорошо, малыш, все хорошо мой маленький, не плачь…"-шептал я, непослушными пальцами вытирая его слезы. Он опустил глаза.-"я так испугался за тебя…Давай я отнесу тебя в кровать…".
Я взял его на руки и отнес к кровати.
Накрыл одеялом и сел рядом. Положил свою руку поверх его руки. Поправил волосы, разметавшиеся по подушке.
И заплакал.
Я плакал о том, что он учит меня из хорошего плохому, я плакал о том, что никогда его не смогу бросить, такого беззащитного…Он ведь не может двигаться!
Он не может двигаться….
Он живая статуя, которая пожизненно нуждается в человеке, который бы присматривал за ним…
Я плакал о том, что я любил их двоих, и о том, что не смог бы оставить кого-то одного рядом с собой.
Плакал о том, что слишком сильно любил Брайана, и о том, что он не мог любить меня. Она же сказала…Его сердце-пепельное…
Распадается.
Я плакал о том, как водил его на прогулки в наш любимый оранжевый парк на инвалидном кресле, которое украл в старом госпитале, рассказывая разные истории и смешные анекдоты, сам смеясь с них, ища намек на улыбку на его неподвижном лице.
Я был матерью, чей ребенок-калека.
Я покупал ему одежду, радовался за него, переодевая, мягкие игрушки ложил рядом с его головой….
Я отдавал ему все что у меня было, будто он был остатком моей плоти, моей памяти и моего мышления, которые еще не испортились от постоянной сердечной боли…
Я плакал о том, что думал его имя жалобно.
Я плакал о том, что он-моя желанная обуза, и о том, что если я умру, о нем никто не позаботится так, как я.
***
Планета упала.
Она разбила центр города, она была маленькой.
И Мертвой.
И Мертвой планетой.
Я увидел, как коричневый туман стал темнее из-за нее.
Мы сходили в парк на протяжении того дня, все вместе-я, Наталья и Брайан.
Я как всегда аккуратно вез инвалидное кресло с ним, а он молчал.
-Ты все же знал, что это произойдет.-смотря куда-то вдаль, сказала она.
-Как я мог?
-Ты чувствовал.
-Нет.-я отвернулся. Она обняла меня.
-Успокойся. Тебе требуется защита.
-Знаю.
-Расскажи мне свои мысли. Я в праве знать. Мы-одно целое.
И я рассказал. Обо всем, что думал, потому что не мог больше удерживать это в себе.
Мы медленно проезжали сквозь парк, а на небе уже висели черные тучи.
-Нам пора в дом. Дождь скоро начнется.-она забрала коляску с Брайаном.-Поспешим.
И мы вернулись обратно, погуляв мало.
В четырех стенах мы заварили кофе и выкурили много сигарет.
Чернильные капли падали на подоконник, а мы все втроем сидели и смотрели на них.
Я обнаружил, что хочу алкоголя. И пошел искать.
Я не знал, что это будет так фатально.
Я вернулся через час, весь мокрый и черный, но ни ее, ни Брайана в квартире не было.
Я нашел его вещи.
Поглаженые, выстираные, тоскующие. В шкафу.
Гитару.
В одиночестве. Ее струны горели. Она играла на ней перед уходом, я еще чувствовал своими пальцами остатки вибрации и жужжание.
Духи.
Им пахнущие.
Она ушла с ним.
Ушла.
Она забрала его на свою планету, где он оживет и станет Идолом Мира.
И он стал, я знал позже.
Он сам сумел позаботиться о себе, он больше не нуждался во мне. На той планете он ожил, смог двигаться.
Наталья не вернулась за мной. Я остался один на своей мрачной планете.
И пел теперь я только одну песню-Дьявол в Деталях.
Песню Брайана, которую он тихо пел теми ночами, когда ему становилось грустно. Песню, которую я любил слушать.
Это было так странно…
Мне больше не кого было укладывать спать, не кого кормить, рассказывать глупые анекдоты.
Я танцевал со своими ошибками и улыбался своим слезам, пьянея.
Я остался лишь с самим собой.
С тем собой, которого не чувствовал целую вечность.
И я понял.
Они-слишком далеко. Их никогда не существовало рядом, и я все это время был один. Я придумал их. Они мне украдкой приснились. И я рассмеялся, падая из разорваного окна, как остальные, потому что лестница осыпалась. Я больше не смог бы выйти.
Я стал калекой, чья мать-больное воображение.
(С) Katerina