Лицо в морщинах и темней, чем глина,
Лишь седина, как первый снег, светла.
Наверно, это ожила былина
И на Урал рябиновый пришла.
Искровянив о злые камни ноги,
Она брела под солнцем и во мгле,
И падал снег на волосы в дороге
И не растаял в избяном тепле.
И не слова былина выпускала
Из рукава льняного полотна,
А плакала о ком-то и вздыхала,
Вздыхала, одинешенька-одна.
2
Девчушка в ярко-розовой косынке
Тогда стояла на моем пути.
Я мог бы из летучей паутинки
Скакалку ей хорошую сплести,
Я мог отдать ей скопленные марки
И крышки папиросных коробков
И для неё, преодолев помарки,
Переписать "Варяг" и "Сулико".
Да что "Варяг"!
Я мог в то время смело
С одним портфелем
выстоять в борьбе,
Пусть только скажет раз еще
" Отелло!"
Мне этот рыжик из седьмого "Б"!
Я помню: часто лампочка мигала,
Ночная птица плакала в лесу.
Я в первый раз отрекся от шпаргалок
И написал про "девичью красу".
Я написал о "радостной дороге",
О "бедном сердце, вспыхнувшем огнем",
И кончил тем, что с Ленкой "мы пороги
Любые дважды два перешагнем".
А дальше очень просто получилось:
Она стихи неспелые прочла
И на меня всю алгебру косилась,
А в перемену мимо проплыла.
Но вдруг вернулась, за тетрадкой вроде,
Кивнула мне, улыбочкой дразня:
«У Кузьмичихи маки в огороде -
Сорви!» - И убежала от меня.
3
У Кузьмичихи маки в огороде,
Как Ленкина косынка - лепестки,
Оса над ними свой движок заводит,
И ветерки летят вперегонки.
У Кузьмичихи в огороде маки.
По листьям капли катятся, дрожа…
Да вот покажет, где зимуют раки,
Старуха, коль не сможешь убежать!
Забор зубаст. Одервенели ноги,
Но и назад отрезаны пути.
Ведь я писал про трудные пороги -
Я должен Ленке маки принести!
4
Давным-давно баклуши било детство,
Махру курило ярую тайком, -
Но разве есть на белом свете средство,
Чтобы забыть о времени таком?!
Я вижу вновь лицо темней, чем глина,
И седину, что, словно снег, светла.
Нет, это не ожившая былина
К нам на Урал рябиновый пришла.
Нет, это, горе горькое оплакав,
Старуха в тесной горенке жила
И огоньки негаснущие маков
На память о сынах своих зажгла.
…Трех сыновей она на фронт послала,
Три ворона накаркали беду.
Тогда три грядки старая вскопала
У стихнувших соседей на виду.
Три грядки серых под весенним небом,
И грядки те напоминали ей
То три кусочка аржаного хлеба,
То три могилки русых сыновей.
…И вот варнак в кепчонке, в грязной майке,
Воспитанный околицей смельчак,
Как вороненок, падает на маки
И вырывает с корнем первый мак!
И над старухой небо почернело,
И губы побелели у неё.
Она сказать, наверное, хотела:
«Не трогай! Это кровное моё!».
Но не сумела вымолвить словечка,
Лишь заскрипело жалобно крылечко…
***
Все как в тумане - стены, стол и кружка,
На скатерти примятые цветы,
И наклонившись надо мной, старушка
Чуть слышно шепчет:
- Боря, милый… ты?!
Мне страшно, а она смеётся тихо:
«Я знала…Вот квашонку завела…
Болтают люди, дескать, Кузьмичиха
Без сыновей совсем с ума сошла…».
И вдруг она качнулась, резко встала
И выкрикнула хрипло: - Это ложь!
Устала, парень, ох, как я устала!
А ты похож…на младшего… похож…
Три сына было - каждый слава богу!
Три солнышка - не засветится им.
Бери - чего уж! Мертвым не помогут.
Бери цветы, они нужней живым…
5
…Они живым нужней…
Холодный ветер
Хлестал наотмашь по лицу меня,
Когда я нёс цветы святые эти,
Цветы из негасимого огня…