Поэма, сущая поэма! Так странно и сладко было найти эту «Гейз, Долорес» (её!) в живой беседке имён, под почётным караулом роз, стоящую, как сказочная царевна, между двух фрейлин! Стараюсь проанализировать щекотку восторга, которую я почувствовал в становом хребте при виде того имени среди прочих имён. Что тут волнует меня — до слёз (горячих, опаловых, густых слёз, проливаемых поэтами и любовниками) — что именно? Нежная анонимность под чёрным кружевом мантильи («Долорес» ;) ? Отвлечённость перестановки в положении имени и фамилии, чем-то напоминающая пару длинных чёрных перчаток или маску? Не в этом ли слове «маска» кроется разгадка? Или всегда есть наслаждение в кружевной тайне, в струящейся вуали, сквозь которую глаза, знакомые только тебе, избраннику, мимоходом улыбаются тебе одному? А кроме того, я могу так ясно представить себе остальную часть этого красочного класса вокруг моей дымчато-розовой, долорозовой голубки. Вижу Грацию Анджель и её спелые прыщики; Джинни Мак-Ку и её отсталую ногу; Кларка, изнурённого онанизмом; Дункана, зловонного шута; Агнесу с её изгрызанными ноггями; Виолу с угреватым лицом и упругим бюстом; хорошенькую Розалину; темноволосую Розу; очаровательную Стеллу, которая даёт себя трогать чужим мужчинам; Вилльямса, задиру и вора; Флейшмана, которого жалею, как всякого изгоя. А вот среди них — она, потерянная в их толпе, сосущая карандаш, ненавидимая наставницами, съедаемая глазами всех мальчишек, направленными на её волосы и шею, моя Лолита.