Она знает: в Средневековье она горела.
Она горела дотла, привязанная к шесту, устремившая взгляд в небо, лишь бы только не видеть жадных глаз людей, которые столпились посмотреть, как она рассыплется пеплом. Её доставляли в клетке, из неё изгоняли демонов. Я не знаю, была ли она ведьмой на самом деле. Но если вам доведётся встретить её, вы-то уж непременно решите, что перед вами колдунья.
Она всегда была гордой. Она всегда презирала людей. И ей не хотелось менять свои чувства на другие, более подходящие для её возраста.
Иногда я смотрю на неё чуть внимательнее, чем на прочих. Она этого заслуживает, поверьте. Порой мне хочется прикоснуться к её волосам и понять: вправду ли это человек, или мои догадки всё же верны, и это фантом? Но, так или иначе, я боюсь касаться её. Я боюсь, что она исчезнет, подумав, будто я пытаюсь ограничить её.
Однажды, когда люди обступили нас со всех сторон, и мы были потеряны среди их шума и суеты, она взяла меня за руку. И я ощутила, до чего холодны её пальцы. Словно пять маленьких и тонких льдинок вползли в мою ладонь. Я надеялась, что я её согрею, но нет: её руки так и остались холодными. Она словно бы не может и уже не желает впитывать в себя тепло.
Я смотрю в её кристально-прозрачные глаза. И мне становится страшно. Я боюсь не того, что она может сотворить со мной, а того, на что я могу быть способна после её взгляда. Она передаёт мне свою душу, знает она об этом или нет. Я всегда была похожа на неё, но она ушла в бездну куда глубже, чем я. Я распылилась на многое, а она решила отдаться единой темноте.
Я люблю идти с ней по улице, особенно зимой. Я люблю смотреть, как она протягивает к небу руки. Она, всегда в какой-то чёрной или серой одежде, сияет ярче снега. Она наполнена собственным мистическим светом, и она растворяется в нём, она теряется в своём разуме и уходит в себя.
На её ресницах снежинки. И она прекрасна, как никто другой. Нет, я не знала никого, к кому меня влекло бы с такой неудержимой силой, как к ней. Уставшая, с тяжёлым тёплым дыханием, с укоряющим взглядом, отстранённая и пытающаяся переделать вас. И одновременно – ненавидящая. Я не знаю никого, кто умел бы любить и ненавидеть так, как она – сразу, безо всяких разграничений и запретов.
Я смотрю на её синие вены под тонкой кожей запястий. Смотрю на её синяки, которых гораздо больше, чем мне хотелось бы. Мне не терпится укорить её: почему же она нисколько не бережёт себя? Почему так относится к себе? Она же одна такая!.. Но я молчу. Она не знает, насколько я дорожу ею, и мои поучения только настроят её против меня. Я вслушиваюсь в её тихий голос, иногда срывающийся, и понимаю: мне вовсе не нужно слушать её, достаточно лишь слышать и успокаивать себя: она со мной. Но я всё же пытаюсь понять, что она говорит мне, и я загораюсь – как же хорошо она может задеть все струны моей души! Мы видим наши мысли друг в друге, в наших тёмных головах, и иногда даже говорим одно и то же. Бывают времена, когда я рада такому сближению, но всё чаще оно меня пугает.
Она носит разноцветные носки. Смешно, верно? Я знаю, что она делает это не из рассеянности, а просто потому, что желает убедить людей в своём безумстве. Иногда она нарочно может показаться человеку излишне сумасбродной и ненормальной. А всё потому, что она очень боится стать нормальной и окунуться в те проблемы и переживания, которыми живут нормальные. Мне хочется сказать ей: не бойся же, не надо, тебе это не грозит. Ты сумасшедшая, и этим сказано всё. Изредка мещанин может стать ведьмой, но ведьма не может превратиться в мещанина.
Я знаю, что она не может полюбить себя. Ей под силу многое, но только не это. Она боится себя и презирает, но не так, как других людей. К себе у неё особенная ненависть. Особенно жестокая и чёрная. За что, милая?..
В ней отражается так много её искажённых «я»… И она не знает, где из них скрытая подлинная она. Может быть, потому, что её настоящей никогда не существовало и существовать не будет? Она потеряна, она, привыкшая летать, но утратившая крылья. Она исколота в стеклянную пыль, и она не хочет собираться воедино, что бы я ей ни говорила.
Она шепчет заклинания. Я не знаю, известны ли ей истинные колдовские слова, или она просто притворяется сумасшедшей в угоду людям, привыкшим думать о её безумии. Она слишком часто бывает всеобщим посмешищем. Почему? Почему они так жестоки? Почему не понимают, что это существо из тёмных ангелов? Почему не боятся её мести?
Я всегда хочу обнять её и прижать к себе. Не знаю, для чего. Другие говорят, что она отталкивает и не вызывает никакого сочувствия. Я сама разбита настолько, что неуверенно пытаюсь собрать мозаику из своих чувств и получить хотя бы сколько-нибудь понятную картину, но почему-то отдаю всю себя ей. Она мой личный маленький вампир. Но, однако же, сила её просто немыслима, а я почему-то хочу защищать её. И я знаю, почему: она слишком убивается из-за ненависти мира. Она не принимает ничью защиту.
Я ей нужна. Она говорит, что я дорога ей, а я не знаю, верить ли. Но я не могу разочаровываться в ней. Я люблю её. Я готова простить ей всё. Она вошла в мою жизнь за один лишь вечер, за одну прогулку по городу, «утопающему в осени». Я никогда не думала, что я могу так привязаться к кому-то после первой встречи. Она спасает меня из пустоты. Она безмолвно убеждает меня в том, что я вовсе не ничтожество, что мои чувства испытываемы и другими – то есть, ею. Да, только ею – ею одной… Прости меня.
Она уверена, что она – порождение сатаны. Она думает, что она – нечисть, полночный паразит. Она входит в мою жизнь раз за разом – закутавшаяся в свои ледяные чувства, и такая открытая мне, словно бы босая. Я нарочно говорю всякую весёлую чепуху – чтобы услышать её лучистый смех. Да, да, она умеет смеяться. Только зачем она это делает? Ей это вовсе не нужно.
Она читает мне свои стихи, и я словно бы немею, парализованная её неистово-безумным стилем. Она не осознаёт, что засело внутри неё. Ей кажется, что она темна и грязна, но… она тень. Тень – то, что создаётся светом, но походит на тьму. Это определение подходит ей больше из всех, что люди могли бы дать ей. Но люди не знают её совершенно, и вам придётся размышлять о ней только из того, что скажу о ней я, единственная, кто может смотреть на неё и видеть её.
Мир даже не представляет, что по нему ходит живая осень с листвой в волосах. Она облетает с каждым днём, и я боюсь за неё. Но всё отчётливей понимаю, что ничем помочь ей не могу. Она этого не хочет. И всё, что мне остаётся – это наблюдать за ней. И когда я вижу её, я улыбаюсь. Не потому, что её облик способен вызвать улыбку. Вовсе нет! Просто потому, что я не знаю ответа на этот вопрос. (с) мона бэффа
спасибо.