А ты вдруг такой интересный- прочесть и заплакать.
Я стала слабее. Возможно отходчивей, что ли…
Пошла она к черту, вся эта душевная слякоть.
Пошла она к черту. Я так не хочу твоей боли.
И я вдруг- прикинь- вдруг беру и пишу о хорошем.
О солнцах и птичках, открытиях разных галактик.
И так про себя, умолкаю об илистом прошлом,
Чтоб больше никто не узнал о страшнейшей из практик.
И я начинаю- борщи, светофоры, котлеты,
Пятнистые фартуки, оп-па- и чьи-то глаза.
И так тормознуться- «Скажи, ты хранил бы секретом,
То тайное, что и себе рассказать-то нельзя?»
И сразу глотки. Что-то крепче, чем кто-то привык.
И сразу к тетрадям, писать- извини, что так долго.
Я просто наверное очень плохой ученик,
Все клеила, строила- бац- и опять на осколки.
Я так осторожно хотела себя воссоздать,
И чтобы тебя- ни частицы, ни капельки даже.
Чтоб больше вообще ничего никому не отдать,
Совсем не страдать. Сделать белый заносчивой сажей.
Но ты… ты такой интересный. Прочесть- зарыдать.
Такая кривая заплатка на глянцевой боли.
И я же клялась, обещала тебя не писать…
Пошло бы все… Слышишь, приди? Успокой меня, что ли.