"Вот он – мой дом. Обычная панельная девятиэтажка. Входим в подъезд – на стенах фразы каких-то “проповедников”: «Любовь есть в каждом. Живи для любви» и т.д. «Сектанты», - все время говорит моя соседка, проходя мимо. Лифт: внутри темный, внушающий страх и признаки клаустрофобии, тоже покрыт кое-где маркерами, матерными словечками, что указывает на постоянное присутствие здесь мальчика с 9 этажа.
Захожу, нажимаю 6. Еду. Лифт опять барахлит и останавливается на 5. Здесь, под нами, живет семья. Нетипичная вроде такая: отец – вышел из запоев год назад, пытается вытянуть на себе упущенное, мать – в 40 выглядит на 60, 2 сына: одному – 8, второму – 19. Я часто встречаю первого возле дома, ему так и не сделали электронный ключ, и он все время ждет, чтобы кто-нибудь открыл дверь. А второго я видела всего 2 раза. Он – наркоман. В свои 19 хуже восьмилетнего ребенка – не учится, не работает, только постоянно слушает музыку на всю катушку и ругается.
Вот мой 6 этаж. Подхожу к квартире, оглядываюсь, дверь напротив опять открыта. Здесь проживает 4 человека: мать, отец, 2 дочери. Старшая поступила в МГУ три года назад, младшая – ей 16, курит и, похоже, бросила школу, ходит в черном, слушает металл и очень вкрадчиво смотрит на меня, когда утром случается стоять рядом. А дверь открыта потому, что отец, не смирившись с таким поведением младшей, ушел. А жена специально оставляет дверь открытой. Ждет.
Вздохнув, захожу на маленькую площадку 2 квартир: нашей и соседки. Сладко пахнет курицей, запеченной в духовке, надеюсь, что это в моей кухне. Вхожу, полная надежд. Нет. Это Вера Николаевна кашеварит. И для кого? Муж ушел от нее лет 10 назад, а она каждый вечер стоит у плиты, творит что-то невероятно вкусное и слушает песни своей канарейки.
Комната, наконец-то я здесь. Мне улыбаются лицо бабушки на фотографиях, кролики на стене и кошка, обгладывающая листья цветка. Я снимаю с себя улицу, глажу мягкую шерстку домашней обитательницы, и внезапно вся моя комнатная идиллия исчезает, прячется под голоса людей сверху.
Там тоже живет семья. Трое. Если не жить под ними, можно подумать, что нет милей и приятней людей. Дочь играет на фортепьяно и, когда я сажусь читать что-нибудь, прерываюсь, чтобы послушать, как мастерски она играет в 15 лет. Отец и мать – оба очень высокие, в очках, всегда здороваются. Но кроме пожелания здравствования, я слышу частенько, как бывает обманчива внешность. Я слышу, как бьется посуда, как бьются тела, как падает женщина на пол, а на нее с разбегу налетает он. Еще я слышу, как разбиваются слезы об пол. Только непонятно чьи – матери или дочери.
Еще есть в моем доме одна очень милая старушка. Лидия Григорьевна. Она живет на восьмом этаже и иногда приглашает меня на чай. А однажды, она испекла шоколадный торт. Есть его было некому, кроме 4 собак, и она предложила мне разбавить томный вечер старой одиночки. Лидия Григорьевна начала рассказывать о своей молодости и о том, как они на Ночь Творила бегали голые по деревне. А когда я сказала, что занимаюсь танцами, она вдруг встала и села на шпагат. 67 лет, а глаза как у пятнадцатилетней девчонки.
Вот такой мой дом: серый, обычный. И люди здесь живут такие же. Только где-то на 8 этаже обитает кусочек счастья. Надо просто уметь его заметить и не потерять среди суеты. И самому не потеряться."