Смерть лишь однажды встанет за плечом,
Так повернись бесстрашно к ней лицом!
Омар Хайям
Сквозь сон я слышала завывания сентябрьского ветра, он как будто кричал мне: ты должна во все поверить, иначе не сбудутся мечты! Крепкие руки не выпускали из стальных объятий меня ни на минуту, наоборот, только крепче прижимали к себе. Не только кошмары покинули мои сны, но и вообще сны, я перестала видеть. Может оно и к лучшему, но только меня это беспокоит. Это чувство схоже с ощущением синяка на теле; болит, ноет. Боль затягивает, но стоит приложить лед к месту, где запеклась кровь, как чувствуешь приятное умиротворение, расслабляешься, перестаешь думать о синяке. Сны, которые я видела раньше, подготавливали меня. Предупреждали о возможных событиях, которые в критической ситуации я могла исправить. Но что-то вырвали из нутрии меня, то, что отвечало за эти сны. После знакомства с семьей вампиров, я многое поняла. Жизнь перевернулась, открылись, на первый взгляд не реальные вещи, но как оказалось, они идут в ногу с реальной жизнью. Вампиры почти не отличаются от людей. У них есть тело, душа, хоть они в последнем сомневаются. Они думают, как выжить, сохранить свою сущность и не раскрыть при этом главной тайны. Питаются, пусть не тем же чем обычные люди. У них есть сверхспособности, прилюдно они ими стараются не пользоваться, но иногда приходится, чтобы не попасть в неприятные ситуации. Это тоже для благо окружающих их людей. Казалось бы, в мире людей легче прижиться, чем в мире вампиров, но только это понимаешь, когда сам сталкиваешься и стоишь на границе этих двух миров. На мой взгляд, в мире вампиров жить гораздо легче. Может, я и не знаю всех тайн, подробностей, может, я ошибаюсь, но мне кажется, что когда ты — вампир, ты можешь не переживать из-за того как отреагирует на твое странное, порой не объяснимое поведение семья, ведь они сами такие же.
Теплая, солнечная Флорида вампиру, привыкшему к постоянным дождям и холоду, оказалась не по душе. Я знала, на что иду, когда предлагал навестить Еву. Но если честно, то я думала получить отказ на приглашение. Моя мама очень удивилась, когда ночным рейсом я прилетела во Флориду, да еще и не одна. Мало того, что я не сообщила о приезде, так еще и Майклу запретила предупреждать ее. Проведя несколько дней под палящем солнцем, я обсудила все дальнейшие планы с Евой, мама как опытный агент ЦРУ пытала меня, заставляя рассказать ей все в подробностях об наших отношениях с Робертом. Она наблюдала не только за мной, но и за его поведением, манерами, речью. Все это я прочла по ее выражению лица, когда она слушала, беседовала с ним и со мной. Днем Роберт не выходил на улицу из-за солнечного света, ссылаясь на то, что у него на коже может выступить аллергическая реакция на солнечные лучи. Тайну аллергии знала только я. Я думала, что мама заподозрит какой-нибудь в этом подвох, но нет, Еве было не до этого. Перед отлетом мама расплакалась, и шепнула мне на ушко: «Ты выбрала достойного человека. Я очень рада…» Больше всего я боялась, что во время моего пребывания во Флориде мама попытается уговорить меня переехать к ним, но нет, наверное, она прочла в моих глазах о том, что я не хочу покидать дождливый и мрачный Самеркров.
Майкл с недоверием относится к Роберту. Скорее всего, он не может свыкнуться с мыслью, что я выросла. Если я выросла, а папа это понял, то значит, он постарел. Старая истина. И теперь всеми способами пытается меня удержать под своим родительским крылом. На прошлой недели, когда я возвращалась домой из школы, он заметил мною нарушение правил дорожного движения, и посадил под домашний арест, до начала следующего месяца. Хотя прекрасно знал, что я не нарушала. Меня воспитывали как законопослушного гражданина США, я с детства знала, что если я не буду соблюдать законов, то меня упекут в тюрьму, меня часто этим пугал Майкл. Но это была лишь необдуманная и глупая попытка запретить мне видеться с Робертом. Но папа не знает всех тайн. Он не знает, что я в любом случае вижусь с Робертом, пока тот в гостиной смотрит бейсбол или спит в соседней комнате. Он не знает, что во Флориду я ездила не одна, мама ему не рассказала, что показалось мне странным. Я думала, что он отведет время для встреч с арестантом, но Майкл и этого не сделал.
Почти четыре месяца прошло с последней моей встречи с Этаном Уивером. Он не отвечает ни на мои звонки, ни на те записки, которые я передаю ему через Майкла. Телефонную трубку снимает Мэтью, если я звоню, он сообщает: Этан ушел с друзьями или спит, потому что приболел. Я знаю, что это говорить его просит Этан, но мириться с этим я не хочу. Если бы я могла все исправить!.. Я бы сделала так, чтобы он не влюблялся в меня, а всегда оставался другом. Другом, дружбой с которым я очень дорожу. Другом, которого я не хочу потерять!.. Если бы я могла разорваться надвое…
Из семьи Роберта меня не возлюбили двое. Хотя я их чувства понимаю, что я думаю? Какие могут быть чувства, эмоции у вампира, только наигранные. Обман для зрения человека. Я по-прежнему для них еда, только за жизнь этой еды борются семеро вампиров. Которые поклялись, что больше никогда не тронут человека, максимум животные. Когда я появляюсь в доме доктора Кендрика, я вижу голодные, полные ярости и желания глаза Кэролайн и Дэниэла, но они уходят. Я никогда бы не подумала, что семья для вампира важнее крови или чего-то еще, но в этом случае именно так.
За время летних каникул, я вытянула из Роберта по максимуму информации о вампирах, об обращение, о семье и ее членах. Я буквально пытала его о том, где он пропадал две недель, первыми которые стали для меня в новом городе. Вразумительного ответа я не получила. Вместо этого, ответ на главный для себя вопрос я все же получила. Зачем он меня спас? Это касалось и случая на школьной стоянке и случая с потерей сознания в ванной. Из его слов я поняла: если бы я погибла, мир бы потерял не только меня, но и еще одного вампира. Потому что он бы нашел способ умереть самому. Ни Марк, ни Мелисса, ни кто-либо еще не смогли бы его переубедить, остановить. Он умер бы только лишь потому, что не смог существовать без меня. Не зная: где-то на этой Земле живу я.
В школе тоже кое-что поменялось: мое расписание осталось прежним, но Роберт изменил свое. Теперь почти все его расписание совпадают с моим, конечно кроме физической культуры. Хоть здесь на нас никто больше не обращает внимание. Все сплетни, разговорчики, шуточки и прочая ерунда, касающаяся нас, отошла на второй план и больше никого не интересует. Даже королева сплетен Дженис успокоилась и забыла про нас. Но не поменялось мое отношение к школе. Я как ненавидела ее, так и ненавижу! Одно радует — этот год последний! Нет, меня раздражает не само слово «школа» и не то, что надо учиться. Меня нервируют учителя, их неинтересные и нудно преподаваемые лекции. Мое пребывание на уроках уже раздражает меня, но во всем этом есть светлый лучик.
С наступление утра и серого света за окном проснулся весь Самеркров. На всю раздаются звуки сигнализаций машин, которые отключают, перед тем как сесть в машину и поехать на работу куда-нибудь в Сиэтл или Порт-Анджелес, в Самеркрове работу найти очень сложно, а все места какие были уже заняты. Прежде чем открыть глаза, я услышала скрип кровати за стеной, затем шаги по скрипящей от старости лестнице. Положив руки на руку Роберта, обнимающую меня, я прижала ее еще сильнее к себе, кажется, как будто вдавила ее в себя, но боли не чувствовала. Он уткнулся носом мне в плечо. После такого глаза открывать не хотелось совершенно и тем более шевелиться. Сегодня воскресенье, но работу Майклу и многим другим жителям никто не отменял. Я под домашним арестом и могу никуда, не торопясь поваляться на кровати. Если я не спущусь на завтрак, Майкл ничего не заподозрит, а вот если я не буду отвечать на телефонные звонки, то тогда меня накажут и будет за что. Хотя какое может быть суровее наказание, чем домашний арест? Я не о том, что сидеть дома в тягость мне. Наоборот я люблю находиться дома, тем более именно там я чувствую себя такой, какой мне хочется себя чувствовать. Майкл звонит в десять часов утра, проверяя, проснулась ли я. В тринадцать и в пятнадцать часов проверяя дома я или нарушаю правила домашнего ареста. Но это только по выходным. В будни дни, я хожу в школу, а потом сразу еду домой. Он рассчитал, сколько надо времени, чтобы вернуться из школы, плюс десять минут — помехи на дороге и прочая ерунда. Заставив себя, открыла глаза. Я увидела тускло освещенную серым светом из окна свою комнату. Рука, прижимающаяся ко мне не была холодной, она успела нагреться от моего тела. Так я вечность тоже пролежать не смогу, мой живот предательски подал сигнал о том, что пора встать и позавтракать. Я начала поворачиваться на бок, чтобы посмотреть в глаза Роберту. Он немного расслабил руки, и я повернулась. На меня смотрели медового цвета глаза, полные доброты и заботы, а губы изогнуты в милой улыбке. С идеального лица невозможно свести глаз, а он этим пользуется. Не только ему, но и остальным нравится, когда люди засматриваются на их безупречно красивые лица, люди восхищаются их красотой, превознося их к Богам. Но в то же время они считают это расплатой за свою истинную сущность.
Не сводя глаз с его лица, я поднесла к нему руку и провела ладонью по идеально ровной и гладкой щеке. Как раньше, за моими действиями не последовало напряжение мышц, как на лице, так и по всему телу. Даже после моих прикосновений он продолжал улыбаться и смотреть мне в глаза. Мой желудок — паразит какой-то не дает с полна насладиться моментом и снова подает свои ужасно громкие сигналы голода. Мне хочется слепить из него один маленький комочек и забросить куда-нибудь подальше от сюда.
— Доброе утро! — прошептав мне, он коснулся моего лба своими холодными губами. Я закрыла глаза. — Пора вставать… — прошептал на ухо Роберт.
Внизу продолжал греметь Майкл, что начало меня нервировать. Роберт встал с кровати. Я думала: он выскользнет в окно. Нет, он сел в кресло стоящее у письменного стола и внимательно смотрел на меня. С неохотой, лениво я села на кровати. Посидев еще немного, я все же встала. А он не сдвинулся с места. В доме стало как-то тихо, я выглянула в окно, Майкл садился в свою машину. Теперь ясно, почему Роберт не выпрыгнул в окно, он прочел мысли Майкл о том, что он уезжает на работу и думает: Аврил еще спит.
После завтрака, мы решили посмотреть какое-нибудь кино. В доме свершено не чем заняться, и даже постоянные просьбы Роберта сыграть что-нибудь не спасают положение, а мучиться еще долго.
Войдя в гостиную, я увидела Роберта со свертком в руках. Он был обернут золотистой подарочной бумагой и перевязан голубой лентой с пышным бантом. Я смотрела на него с удивлением, но в тоже время с недоумением. Может, со стороны это выглядело как-то иначе, но я думаю именно так. Я не понимала, зачем это? Может, я что-то пропустила? Я подошла ближе.
— Что все это значит? — продолжала я ничего не понимать.
— Сегодня тебе исполняется восемнадцать. С днем рождения! — договорив, он подошел ко мне и протянул сверток в руках.
Господи, я совсем забыла о своем дне рождения! Мне исполняется восемнадцать… Я становлюсь старше него с каждым днем, с каждой минутой. А он ни капельки не меняется: не растет, не стареет, в отличие от меня! Он знает, что я не люблю подарки, зачем? Ведь подарка, о котором я мечтаю, он никогда не преподнесет. Знаю об этом не только я. Взяв подарок трясущимися и от страха, и от волнения руками, я села на диван. Он сел рядом. Вместо того чтобы развернуть, я не сводила глаз с его лица, пыталась прочесть, чего он этим хочет добиться? Но я не выдержала, видя, как он становится грустным. То ли он реально испытывает это чувство грусти, либо так умело играет, что давит на жалость.
— Спасибо! — обвила его шею рукой. Своей рукой он прижал меня к себе.
— Может, откроешь? — обратился он ко мне, когда я отпустила его.
— Конечно, — я начала медленно развязывать бант. — Я забыла про свой день рождения, спасибо, что напомнил! — улыбнулась, посмотрев на него. И развернула подарок.
Я знала: подарок от него будет самым оригинальным и самым неожиданны. — Это слишком дорогой подарок! — открыла рот от удивления я. — Не стоило тратиться! — обвиняющее произнесла я.
— Я не мог не обозначить твое восемнадцатилетние каким-нибудь стоящим этого события подарком! Если тебе не понравилось, я могу…
Я не дала договорить. Не хотела вновь выслушивать о том, что день рождения — важный день в жизни каждого человека и подарок — это всего лишь знак внимания с его стороны. Поэтому я заткнула его рот своими губами. Мышцы по всему его телу напряглись. Когда я отстранилась, на меня смотрели глаза, в которых читался испуг.
— Дело не в том, понравилось мне или нет. Для меня лучший подарок, если ты рядом, и я могу посмотреть в твои глаза!
Я знала, он начнет возражать, поэтому снова помешала поцеловав. Но прервать это первым решил он.
— Я люблю тебя! — произнес Роберт, смотря мне в глаза.
Каждый раз эта фраза меня заставляет остолбенеть, растеряться. Каждый раз она полна чувств, каждый раз звучит по-новому! Я просто не знаю, что ему ответить, но я уверена: ответ он знает. Как он вообще может сомневаться в моих чувствах к нему? Но я не знаю, как именно он думает…
— Что ты хочешь, чтобы я ответила?
— Не знаю, — он продолжал смотреть мне в глаза.
— Ты и так знаешь: я тебя люблю! — еле заметно улыбнулась я.
— Правда?
— Да! Ты сомневаешься? — переспросила я, удивившись. Он оставил вопрос без ответа. — Я ведь, правда, тебя люблю, очень!
Он смотрел на меня глазами, излучающими тепло. Как ни странно, тело холодное — глаза теплые. В нем сочетаются и огонь и лед. Но преобладает лед.
— Ты должен мне верить!.. — из глаз покатились слезы, но он поспешил своей молниеносной реакцией руки вытереть их мне.
Успокоившись, я включила телевизор. Оперевшись на Роберта, я сидела на диване и внимательно следила за событиями, происходящими с героями моего любимого мюзикла. Я видела его не один раз и знаю каждый шаг, каждое слово в нем, когда Он или Она произнесут. Но каждый раз я пересматриваю его с интересом. Я заметила, что и Роберт, не отвлекаясь, следит за развитием событий, только лишь прижимая меня к себе все сильнее и сильнее. Где-то на середине песни «Oh! Darling», раздался громкий звонок телефона. Я пошла на него, но глаза по-прежнему уставились на экран. Я шла и думала, как бы не наткнуться на дверь, дверной косяк, стену, не запнуться об собственные ноги. Дойдя до телефона, я сняла трубку и поднесла к уху, но вторым я продолжала слушать заканчивающуюся песню.
— Алло, Аврил, ты проснулась? — я услышала на том конце телефонной трубки голос Майкла.
— Да.
— Как дела? Ты дома?
— Пап, подумай сам, если ты звонишь домой, и я снимаю трубку, значит я дома, раз разговариваю с тобой.
— Да, логично. Ты смотришь телевизор? — удивился Майкл. Он услышал вместо обычной тишины, звуки работающего телевизора.
— Да. Решила еще раз пересмотреть любимый фильм.
— Отлично! — воскликнул Майкл. — Мне нравится эта затея! Мама не звонила?
— Нет, еще не звонила. Я надеюсь, у нее ничего не случилось!
— Конечно, не переживай, она позвонит позже, — в голосе Майкла слышалась тревога. — Не буду тебя отвлекать от интересного занятия, до скорого!
— До скорого!
Я положила трубку и побежала обратно в гостиную. Рухнула на диван и вновь уставилась на экран. Но когда главный герой Джуд пропел финальную песню «All You Need Is Love» и вместо фильма на экране появились титры, я нажала на кнопку пульта, и экран телевизора погас, сделавшись одной черной картинкой в виде квадрата, прям как у Малевича. Я повернула голову на Роберта, он внимательно рассматривал мое лицо, как будто искал на нем ответы на вопросы. Но какие же его мучают вопросы?
— Что ты об этом думаешь? — поинтересовалась я. Мне хотелось знать его мнение об увиденном.
— Песни «The Beatles» вечны! Они никогда не умрут. А этот замечательный мюзикл лишь способ продлить им жизнь.
— Ты так говоришь, потому что тебе понравилось? — в его словах я искала двоякий смысл.
Роберт кивнул и продолжал не спускать с моего лица глаз. Я посмотрела на часы, которые стоят на полке над камином среди наших с Майклом фотографий. Совсем скоро обед, а его еще никто не приготовил.
— Ты поможешь мне? — встав, я подала ему руку и вопросительно посмотрела на него. Он снова ничего не ответил и проследовал за мной на кухню, держа меня за руку.
Даже в свой день рождения я готовлю обед, ужин, так как у Майкла способности к кулинарии отсутствуют. Ему опасно находиться у плиты. То у него что-нибудь подгорит, то «убежит».
Когда часы показывали четыре, на подъездную дорожку заехал Майкл. Я знала, сейчас он войдет в дом, а Роберт выскользнет в окно моей спальни. Я подошла к Роберту и прижалась щекой к его каменной груди. Он провел от макушки вниз по волосам рукой.
— Я еще вернусь, — он исчез, поднявшись вверх по лестнице с невероятной скоростью.
Входная дверь распахнулась настежь, и в ней показался Майкл. На лице широкая улыбка, глаза горят радостью. Я стояла на кухне оперевшись на разделочный стол и внимательно наблюдала за действиями Майкла. Закрыв дверь, он подошел ко мне.
— Аврил, как ты? — вопросительно посмотрел на меня Майкл, а улыбка с губ не сходила.
Как я могу себя чувствовать или поживать, когда родной отец посадил под домашний арест в собственный день рождения? По его мнению, что я должна чувствовать? Я уверена, точно не радость!
Я ничего не ответила, только продолжала изучать его лицо, как будто хотела понять, чего он добивается.
— Ты стала старше на год. Который так быстро пролетел, мы скоро с мамой не заметим, как ты совсем вырастишь и замуж выйдешь… — из его карих глаз покатились слезинки, которые он поспешил убрать тыльной стороной руки.
— Пап, в любом случае я останусь вашей дочерью! — попыталась утешить я Майкла.
Только этого мне не хватало, видеть, как плачет отец! Ладно, если бы это была мама, я бы как-нибудь смирилась, хоть я не люблю, когда плачут родители, а когда плачет Майкл (я такое вижу впервые), так вообще новшество. Его слезы мне доставляют боль.
— Конечно… — всхлипывал Майкл.
Майкл вышел в коридор, но через минуту вернулся со свертком, лежащим в руке. Обернут голубой упаковочной бумагой и перевязан желтой лентой с бантом.
— Это тебе от нас с мамой, с днем рождения, Аврил! — протянул Майкл мне подарок.
Взяв, я положила его на обеденный стол и развязала ленту. Убрав бумагу, я открыла коробочку. Я думала глаза вываляться из глазниц от увиденного.
Сказать: удивили, не сказать ничего! Я посмотрела на Майкла. Он довольно улыбался и изучал мою реакцию. Подбежав, я обняла его.
Как только я немного пришла в себя, то накормила Майкла обедом. Я сидела напротив него за столом, рассматривала его эмоции на лице, что он застеснялся и старался не поднимать на меня глаза, и не сталкиваться с моим взглядом. Когда Майкл почти доел, на весь дом раздался громкий звонок. Я быстро подошла и открыла дверь, чтобы не убивать тишину в доме до конца.
— Здравствуйте! — улыбался молодой человек в форме разносчика заказов на дом. — Вам заказ, распишитесь, пожалуйста, о доставке?
— Здравствуйте! А от кого?
— Там записка.
Парень протянул мне лист и карандаш, я поставила на нем закорючку, напоминающую мою фамилию, и взяла из рук доставку в коробке похожей на цилиндр. Разносчик еще раз мне улыбнулся, развернулся и в припрыжку побежал к своему скутеру, припаркованному на дороге у обочины. С трудом, закрыв дверь, так как доставленная коробка была тяжелой и большой, да еще и боялась ее выронить, я толкнула посильнее ногой дверь, и она громко хлопнув, закрылась.
Вернувшись на кухню, я заметила, что Майкл уже доел, вымыл за собой посуду и на разделочном столе закипал электрический чайник, издавая неприятные для моего уха звуки. Подходя к обеденному столу, я наблюдала за поведением Майкла, надеялась, что оно выдаст и тем самым расскажет, что в коробке. Но ничего я не узнала, может это вообще дело не рук Майкла, а кого-то еще? Тогда кого? Может, это кто-то, кого я не знаю? Может, это доктор Кендрик с супругой решили поздравить меня? Я понимаю, они не могут показываться слишком часто на людях, это может их выдать, да и еще Майкл с Марком не ладят, что очень обидно. Сейчас, наверное, Майкл видит мое лицо и читает на нем удивление, мягко говоря, потому что я сама не знаю, удивлена или же жду какого-то подвоха, а может это розыгрыш? Если да, то я надеюсь, он безобидный! Узнать я смогу только тогда, когда открою коробку. Поставив ее на стол, я сняла крышку. Мой рот не произвольно открылся. Майкл наливал в чашки воду, от которой исходил пар, клал заварку и ставил их на стол. В коробке был торт, сверху политый шоколадной глазурью. Я думала, растаяла от умиления прямо на глазах Майкла. Да еще и запах, такой соблазняющий и дразнящий рецепторы, что началось обильное выделение из слюнных желез.
Но мое шоковое приятное состояние быстро прервал звонок в дверь. Майкл посмотрел на коридор. В его глазах — кого там еще к нам принесло? Я молча выбежала в коридор. Открыв дверь, я увидела смотрящую на меня и улыбающуюся с крыльца Трэйси. Девушка так естественно изображала радость и волнение момента, что я засомневалась в ее сущности.
— Можно?.. — озадаченно, но, улыбаясь, смотрела на меня Трэйси.
— Да, конечно!
Я сдвинулась чуть в сторону и показала рукой на гостиную, Трэйси вошла в дом, осматриваясь. В дверь она входит ко мне домой первый раз в жизни. Всегда через окно моей комнаты или в коридоре на втором этаже. Трэйси сняла свою куртку, забрав ее у нее, я повесила на вешалку. Я улыбнулась подруге, и мы прошли в гостиную.
В гостиной Майкл расставлял на столике перед диваном чашки с чаем, сахарницу полную сахара. Улыбнувшись гостье, он вышел на кухню. Я села рядом с Трэйси на диван. В комнату вернулся Майкл, в его руках большой овальный поднос, на котором был торт, стопка с небольшими десертными тарелками, ложечками. Поставив на стол, он разложил нарезанный торт по тарелкам. И стал смотреть на меня, как будто чего-то ждал от меня особенного. Я открыла рот, чтобы произнести, но Трэйси перебила меня с улыбкой на лице:
— Трэйси Кендрик, — протянула Трэйси руку Майклу. Майкл охотно пожал руку девушки.
— Очень приятно, Майкл, — улыбнулся в ответ Майкл.
Но на его лице написано, что для меня не самые лучшие друзья члены семьи, с которыми отношения у моего отца не сложились, по его мнение.
— Пейте чай, девочки, а я сейчас вернусь.
Майкл вышел на кухню. Трэйси протянула мне коробочку, на крышке которой был алый бант. С настороженностью я взяла из ее маленьких ручек, но открывать сразу же не стала. Трэйси мило улыбалась, сверкая всеми своими белоснежными зубами.
— Не бойся! Подвоха никакого нет, я и не думала! — улыбаясь, попыталась убедить меня Трэйси, но мое шестое чувство убеждало в обратном.
— Трэйси, можно я продлю этот интригующий момент и открою твой подарок позже? — просящими глазами смотрела я на девушку. Трэйси кивнула, при этом чуть прикрыв глаза. В гостиную вернулся Майкл.
Я думала, Трэйси уйдет, придумав для Майкла какую-нибудь правдоподобную причину. Но нет, я ошиблась. Своей ошибочностью была приятно удивлена. Трэйси осталась, да еще и чай с тортом пила. Интересно, куда все это у них девается?..
После того как каждый из нас выпил не одну чашку чая и съел не один кусочек торта, я стала помогать Майклу, убирать посуду, относя на кухню и ставя ее в раковину. Обернувшись, я собралась идти за чашками, но Майкл преградил мне дорогу к гостиной.
— Аврил, я понимаю, как не справедливо поступил, посадив тебя под домашний арест! Но ты должна понимать, что так для тебя будет гораздо лучше!.. — задумался над своими словами Майкл.
— Так, что ты хочешь услышать от меня после таких слов? — мне стало обидно из-за несправедливости, которую я прекрасно понимаю, но в глубине души осуждаю.
— Я не хочу быть тираном в твоих глазах! — заявил Майкл, четко проговаривая каждое слово, сделав ударение на слове «тиран».
Я промолчала на его заявление, но продолжала неотрывно смотреть в глаза отца, которые «скакали» по мне, по стене позади меня, двери гостиной и снова по меня.
— Поэтому я решил сделать исключение из правила для сегодняшнего дня, — выдохнув, сдался Майкл.
— Я тебя не понимаю! Какое исключение? — непонимающе переспросила я.
— Я разрешаю тебе отпраздновать день рождения за пределами нашего дома. До вечера ты свободна! — еле заметно улыбнулся Майкл, выдавив из себя эту ненастоящую улыбку. Но в глазах была грусть, это решение ему далось с трудом.
— Спасибо, пап! — я обняла, крепко прижавшись к отцу.
— Но помни, в десять ты должна уже переступить порог дома! — провел рукой по макушке моей головы Майкл. Я чуть кивнула, чтобы не высвободиться из объятий отца совсем.
Вернувшись в гостиную, я смотрела на загадочно улыбающуюся Трэйси. Долго таить не смогла, хотя знала, что Трэйси видела все это заранее. Рассказав подруге, поднявшись в комнату, переоделась, в коридоре перед входной дверью я надела плащ, и мы выбежали с ней на холод сентябрьского Самеркрова. Запрыгнув в кабину нового белого с тонированными стеклами Вольво Трэйси, я помахала рукой наблюдающему за нами из окна Майклу, и Трэйси покатила, не торопясь к шоссе, ведущему к ее дому.
Когда до поворота к гаражу оставалось примерно миля, я вопросительно посмотрела на Трэйси, которая внимательно следила за дорогой, но улыбка с ее губ не сходила ни на секунду.
— Он уже знает о моем временном освобождении?
— Нет, еще не знает. Я подумала устроить для него приятный сюрприз. Ты надеюсь со мной? — она посмотрела на меня, улыбаясь, и снова приковала свой взгляд к дороге, на которой ее собрался обгонять старенький Шевролет.
Я промолчала, но задумалась, представляя реакцию Роберта на мое странное и неожиданное появление. Наверное, он подумает, она сбежала из дома, пока не видел Майкл. Трэйси свернула с шоссе, и мы оказались в кромешной тьме подземного гаража.
— Я попрошу выйти его на крыльцо…