Кэти Флинн, пожилая торговка воспоминаниями, обходительна и картава.

Ее лавочка от меня через три квартала, до ремонта велосипедов и там направо.

Свой товар Кэти держит в высоких железных банках и называет его "отрава".

Моя мать ходила к ней по субботам за пыльной баечкой об отце или о моем непутевом братце,

О своих семнадцати и влюбленном канадце, полковнике авиации,

Или том, что мне десять, я научился свистеть и драться

И стреляю водой из шприца в каждого несчастного домочадца

Когда я был остряк и плут, кучерявый отличник, призер ежегодных гонок,

Я смеялся над Кэти Флинн, хотя хлеб ее, в общем, горек.

А сегодня мне сорок семь, я вдовец, профессор и алкоголик.

Все воспоминанья — сухая смесь, растираешь пальцами, погружаешь лицо в ладони,

И на сорок минут ты в той самой рубашке, и тем июлем, на том же склоне,

С девушкой в цветном балахоне, маленькие колени, -

Только на общем плане.

Моя радость смеялась, будто была за смертью и никогда ее не боялась.

Словно где-то над жизнью лестница, что выводит на верхний ярус.

Кэти Флинн говорит: "Сэг’, вы доведете себя до пг’иступа", и я вдруг ощущаю старость.

И ухмыляюсь.