Пролог Всё началось с петушиных боёв. Нет, не то, что вы думаете, не с петухами. С «петушками». С пиписьками. С членами. Фрэнсис «Утёнок» Винчестер начал это. В детстве его прозвали Утёнком, потому что его губы были похожи на утиные губы, когда они изгибались наружу. Его родители думали, что это смешно и мило, но, вероятно, в то время не думали, что это имя приживётся. Его губы теперь выглядели нормально, но прозвище осталось. Все всегда называли его Утёнком. Так или иначе, петушиные бои начались, когда Утёнку было лет одиннадцать или двенадцать. У него и его друзей начались эрекции без всякой видимой причины. Иногда это было из-за сцены в фильме, который они смотрели, или, может быть, когда они просматривали порносайты в интернете, но на самом деле в основном это просто происходило само по себе. Так что, конечно, они начали хватать свои маленькие пиписьки и объявлять бои на мечах, Утёнок был главным зачинщиком. После этого неудивительно, что Утёнок продолжал организовывать Бои младенцев. Видите ли, мальчишки начинали бить друг друга письками, как будто размахивали световыми мечами, и издавали противные звуки врум-врум, имитируя «Звёздные войны». Пока они это делали, пиписька Утёнка только становилась твёрже. Он никогда не задумывался о гомоэротических последствиях всего этого. Они были просто детьми, развлекающимися своей Богом данной эрекцией, но он пошёл ещё дальше. Он был немного более одарён, чем его друзья, поэтому мог хорошо держаться на базе. Он размахивал своим членом, как бейсбольной битой, действительно прилагая к нему силу. Однажды ночью он и его друзья Джоэл и Марк хихикали и шутили в его комнате, после того как родители Утёнка уснули (хотя они всё равно их не слышали, их комната находилась на другом конце проклятого мини-особняка, в котором они жили). Утёнок посмотрел им в глаза. Сначала он подошёл к Джоэлу, шлёпнув по члену Джоэла этой штукой, которую он крепко сжимал, наполненной кровью, как мясистый молоток. Удар повредил эрекцию Джоэла, его улыбка сменилась гневом. — Эй, зачем ты это сделал? — сказал Джоэл. В ответ Утёнок снова ударил Джоэла своим молотком, ещё сильнее. В этот момент эрекция Джоэла стала вялой, но на пенисе осталась красная отметина — похвала усилиям Утёнка. Именно тогда Утёнок повернулся к Марку. Утёнок отпустил свою эрекцию, и она просто покачивалась там, вся тёмная и наполненная кровью. Он слишком наслаждался этим. Марк покачал головой. — Не делай этого со мной, — сказал он, но всё ещё его писька стояла прямо. Каким-то образом шлепок, который Утёнок устроил Джоэлу, не смутил Марка, по крайней мере, его пах. У него был один из тех упрямых стояков, которые появляются из ниоткуда и задерживаются на какое-то время, и всегда прямо перед тем, как его вызывают к доске, или когда ему приходится стоять в очереди или что-то в этом роде. Утёнок схватился за член, как за оружие. Давление, которое он оказывал на письку, когда сжимал её, заставило головку раздуться ещё больше, сияя глянцевым блеском на фоне света в комнате. Он как бы сгорбился, как какой-то варвар, готовящийся к бою, а потом двинулся вперёд. Марк попытался выйти из ситуации, но Утёнок свободной рукой схватил Марка за плечо, развернув его так, чтобы они оказались лицом друг к другу. Утёнок воспользовался этой возможностью, чтобы ударить Марка по эрекции своей эрекцией. Он использовал её как чёртово оружие, как будто она даже не была прикреплена к его телу. Он взмахнул ей сильно и точно. Закончилось тем, что он сделал два хороших выпада, прежде чем Марк рухнул на пол, плача и крича, как «киска». Марк никогда уже не был прежним. С того дня в его эрекции произошёл изгиб, что оказалось счастливой случайностью, так как годы спустя девушки утверждали, что, несмотря на странный вид, изгиб его твёрдого члена прекрасно ощущался во время секса. Это было началом. Семя для Боёв младенцев было посеяно. 1 В три часа августовским днём ??Мэдисон Хольцер проклинала солнце по крайней мере в двенадцатый раз за день, когда боролась с автокреслом на стоянке Walmart в конце Лос-Кочас-роуд в Эль-Кахоне, восточном округе Сан-Диего. Эль-Кахон переводилось как «Коробка», но Мэдисон решила, что им следовало бы назвать её «Яма». Это была гигантская долина, которая собирала застоявшийся горячий воздух, словно печь, жаря жителей в это время года. Вся эта природа и солнечная чушь, которую люди связывают с Сан-Диего, имела отношение только к богатым людям, которые жили в пляжных районах или в северном округе. Пока Мэдисон возилась с ремнями автокресла, её сынишка Хантер проснулся и начал плакать, вскоре это превратилось в настоящий рёв, как будто он тренировал свои лёгкие. Мэдисон задавалась вопросом, насколько безопасным было автокресло? Были требования, которым они должны были соответствовать, и родителей призывали не использовать подержанные автокресла. Она даже не могла отвезти Хантера домой из больницы, не посадив его в одобренное автокресло и не доказав, что может обеспечить его безопасность, что было кошмаром. Мэдисон повезло, что её мать была рядом и помогала ей, учитывая, что донор спермы исчез почти сразу же, как только услышал новость о том, что он собирается стать отцом. Пот стекал по её вискам, когда она становилась всё более расстроенной. Да, эта штука была безопасной. Она благополучно отправила бы ребёнка в огонь, если бы они оказались в огненной ловушке, пока Мэдисон боролась с богом забытыми ремнями. Наконец она вытащила ребёнка. Это не всегда было так сложно, но было жарко, и Мэдисон бегала весь день, и проклятое автокресло взяло над ней верх. Как раз когда она привыкла к маленькому автокреслу для новорождённых, ей пришлось перейти на это кресло для малышей, которое поставлялось с совершенно новым набором инструкций и ловушек, чтобы довести родителей до максимума. Ребёнок в одной руке, сумочка на другом плече, Мэдисон была готова бросить вызов кладам в Walmart, и она знала, что это будет плохо, учитывая, что ей придётся парковаться в конце стоянки. Если бы она не нуждалась в молоке и подгузниках, она бы подождала до понедельника. После использования влажной салфетки практически на любой поверхности тележки, за которую ребёнок мог ухватиться, она подвинулась, чтобы её набитая сумочка не соскользнула с её руки, и, крепко держа Хантера, усадила его в маленькое детское сиденье, его пухлые ножки проскользнули сквозь отверстия. Она положила свою сумочку в основную часть тележки. Хантер смотрел ей в глаза, когда она толкала тележку вперёд, крошечные колёса громко скрипели по асфальту, а сама тележка грохотала так сильно, что всё тело Хантера дрожало. Но он, похоже, не возражал. Глядя в глаза матери, он улыбался, как будто ему нравилось это ощущение. Мэдисон вспомнила времена, когда верхняя откидная часть тележки использовалась для мягких или хрупких продуктов, таких как хлеб и яйца, чтобы быть уверенной, что они не раздавятся более тяжёлыми продуктами, которые она клала в основную часть тележки. Теперь, если бы она положила рядом с Хантером буханку хлеба, он бы выбросил её или использовал как средство от стресса, сминая мягкость своими нетерпеливыми ручками. Вещи, которые поначалу казались милыми, но теперь действовали ей на нервы. В такие дни, как этот, Мэдисон больше, чем когда-либо, хотела, чтобы у неё был кто-то дома, чтобы присматривать за Хантером, чтобы она могла хоть немного побыть одной. Даже если бы это единственное время было потрачено на покупку продуктов, это дало бы ей передышку. Крайне необходимый перерыв. Мэдисон на собственном горьком опыте обнаружила, что во взрослой жизни не бывает свободного времени для отдыха. Особенно для матери-одиночки, чей донор спермы исчез, как искусный фокусник. К тому времени, когда Мэдисон добралась до Walmart, она уже была истощена. Она начала думать, что парковочные места перед зданием, предназначенные для беременных женщин, должны быть предназначены и для матерей с маленькими детьми. Но она решила, что ей нужно больше заниматься упражнениями. Избавиться от лишнего веса после родов было не так просто, как некоторые женщины писали в социальных сетях. Как, чёрт возьми, эти суки находят время для тренировок после целого дня возни с ребёнком, не говоря уже о ночных кормлениях, было выше её понимания. Помимо борьбы за возвращение своего тела, она и так ела не так хорошо, как ей хотелось бы. Когда Мэдисон была беременна, она ела почти всё, что хотела. Как оказалось, от этой привычки было трудно избавиться, о чём свидетельствовало то, что она шла по проходам магазина, выбирая вкус, а не здоровье, когда дело доходило до закусок и приготовления ужина. Когда она выбирала самую мягкую буханку свежеиспечённого французского хлеба за 1,49 доллара (разве он не стоил всего 0,99 доллара на прошлой неделе?), Мэдисон заметила молодую пару с ребёнком. Женщина была моложе её года на четыре. Мужчина, предположительно её муж, помогал им ориентироваться в магазине. Дело было не в том, что Мэдисон выделяла такие пары, как эта, а в том, что она не могла не видеть их вокруг себя каждый день. Это было похоже на покупку новой машины и внезапное появление везде одной и той же модели. Они всегда были там, но когда они не имели значения, они просто оставались на заднем плане. Мэдисон завидовала этим парам. Ей потребовалось много времени, чтобы принять это. Даже если бы у Хантера был отец, изображённый только на фотографии, даже если бы они были разлучены, по крайней мере, это было бы хоть что-то. Воспитывать его одной до сих пор было тяжёлой битвой. Она любила Хантера больше всего на свете, но было трудно не чувствовать, что он полностью завладел её жизнью. Те несколько мимолётных моментов, когда она могла рассчитывать на то, что её мать присмотрит за ним, времена, когда она думала, что, возможно, она могла бы пойти в клуб с друзьями, как она делала это раньше, или, может быть, устроить девичник, всё, чего Мэдисон хотела, это ночь безмятежности и сна. У неё не было общественной жизни, о которой можно было бы говорить. Едва ли хватало времени на друзей. В основном она время от времени ходила на встречи за обедом, чтобы наверстать упущенное, но большинство её друзей заканчивали колледж и жили обычной жизнью. Они ценили карьеру, а не традиционное представление о женщине как о детской фабрике в этой иллюзии семейного счастья, которой так хвасталась реклама пятидесятых и шестидесятых годов. Мэдисон когда-то была такой же, как они. Пока в её жизни не появился Тревор Гиффорд Райан, сукин сын. Когда они впервые встретились, она подумала, что нашла того Единственного. Он был красив, высок, хорошо сложен и происходил из хорошего рода, что было хорошим способом сказать, что он происходил из денег. Тревор знал, как разговаривать с женщиной. Точно знал, что сказать, чтобы Мэдисон почувствовала себя желанной, любимой, по которой тоскуют. Это было всё, о чём она могла просить. Он был настоящим романтиком. Как будто из грёбаного фильма по кабельному. Она должна была догадаться, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой, и он просто навязывал ей секс. Она так сильно влюбилась в него, что забыла обо всех предосторожностях, которые принимала с мужчинами. Мэдисон не принимала противозачаточные таблетки, поэтому всегда следила за тем, чтобы её сексуальные партнёры пользовались презервативами, но с Тревором она стала небрежной. В основном это было из-за того, что он настаивал на том, что с презервативом было не так хорошо, и это было правдой. Он был таким убедительным, но не напористым, по крайней мере, в то время она так думала. Он сказал ей, что будет вытаскивать вовремя. Всё было бы в порядке. Он даже намекнул на женитьбу, сказав ей, что как только они поженятся, то смогут подумать о создании семьи, и тогда им никогда больше не придётся пользоваться этими дурацкими презервативами. И так Тревор надевал презервативы. Ровно до тех пор, пока он этого не сделал. И Мэдисон, по глупости попавшись на уговоры, позволила ему войти внутрь. Их занятия любовью были эпическими, и она должна была признать, что ей было трудно достичь оргазма в этих проклятых презервативах. Когда они хотели кончить вместе, меньше всего ей хотелось, чтобы он кончил в резину, а она вообще не кончила. Это было эгоистично с обеих сторон, и вот, почти год спустя, результат. Хантер Хольцер. Тревор ушёл через несколько дней после того, как Мэдисон сказала ему, что он собирается стать отцом. Их последние текстовые сообщения были горячими. Она умоляла его ответить. Он молчаливо обращался с ней. Она даже зашла к нему домой, но там никого не было. Он сбежал так быстро, как будто стать отцом было смертным приговором. Последнее сообщение, которое она отправила ему, гласило: «Если ты не поговоришь со мной, я абортирую твоего ребёнка». На что Тревор ответил: «Сделай это. Давай». И из-за этого она оставила ребёнка. Выслеживать Тревора для получения алиментов на тот момент было бесполезно. Похоже, Тревор даже не было его настоящим именем. А если и было, то он каким-то образом изменил его. Мэдисон не могла представить, чтобы кто-то пошёл на такие меры, чтобы избежать ответственности отцовства. Конечно, бездельники бегут от детей, которых они заводят, и часто они заводят их со множеством партнёров, но сколько таких засранцев исчезает с лица планеты? Мэдисон мельком увидела себя в одном из тех длинных зеркал в проходе с одеждой. Это было зеркало, которое визуально делало тоньше, предназначенное для того, чтобы женщины выглядели хорошо. Несмотря на испытания и невзгоды матери-одиночки, она пыталась держать себя в руках и не опускать планку. Она уменьшила свой макияж до чего-то меньшего, чем поход в клуб, но она никогда не выходила из дома без него. Она носила одежду, которая подчёркивала её тело и скрывала жир после родов, от которого она никак не могла избавиться. Но под всем этим она увидела усталую женщину. Особенно в глазах. Мэдисон задавалась вопросом, видят ли это все остальные? Хантер проворковал, отвлекая её внимание от зеркала. Он пробормотал ряд слогов, словно пытаясь произнести слова. Глядя в его светло-карие глаза с золотыми крапинками, Мэдисон улыбнулась, и он улыбнулся в ответ. Если бы она посмотрела в зеркало в этот момент и увидела улыбку, она могла бы даже не увидеть затравленные глаза, смотревшие в ответ. Она толкнула тележку вперёд, миновав секцию с одеждой (что раньше требовало силы воли, даже в таком месте, как Walmart), и направилась к проходу с подгузниками от пола до потолка. Наконец, Хантер заволновался, и Мэдисон увидела, что он вот-вот впадёт в один из приступов плача. Она сунула руку в сумочку и стала рыться в поисках соски. Должно быть, их там было штук пять. Вытащив одну, она убедилась, что на ней нет ворсинок или мусора из сумки, и сунула её в рот Хантеру. Он с жадностью согласился, и, по крайней мере на тот момент, в мире Мэдисон всё было в порядке. Пройдя к выходу из магазина, она проверила свои продукты, с нетерпением ожидая возвращения домой, чтобы уложить Хантера вздремнуть, а затем вздремнуть самой. Но Мэдисон не вернулась домой в тот вечер. 2 Поездка на жёсткой тележке к машине Мэдисон в конце парковки, казалось, успокоила Хантера. Его пухлые щёки тряслись, когда тележка вибрировала от неровностей тротуара, что сумело вызвать улыбку у Мэдисон. Хантер посмотрел на неё, разинув рот, и с его нижней губы начала капать слюна от вибрации. Подобные драгоценные моменты заставляли Мэдисон не сожалеть. К чёрту Тревора Гиффорда Райана. Он был тем, кто пропал без вести. Он никогда не узнает, кем будет его сын, и она позаботится об этом. Он потерял эту привилегию. У своей машины она оставила Хантера в тележке, а сама выгрузила продукты в багажник. Мэдисон боялась, что если она первой посадит Хантера в машину, она по ошибке закроет двери с ключами внутри. Одна лишь мысль о том, что она по ошибке оставила своего ребёнка в запертой машине, вызывала у неё панику. Она слышала, что люди оставляют своих детей в машинах в летние дни только для того, чтобы они зажарились до смерти. Было ужасно думать об этом, но это происходило постоянно. Будучи молодой матерью одного ребёнка, Мэдисон не могла себе представить такого. Она полагала, что это, должно быть, были люди с большим стрессом. Люди, занятые работой, когда им, возможно, следовало бы замедлить ход событий. Как бы Мэдисон ни пыталась рационализировать это, она не могла понять, почему можно случайно оставить ребёнка в раскалённой машине. Всякий раз, когда она была в тяжёлом положении в этой ситуации, называемой матерью-одиночкой, она думала о мерах предосторожности, которые она принимала, когда дело касалось Хантера, и она понимала, что, хотя некоторые из её мыслей уходили в очень тёмные места, Хантер был любовью всей её жизни и она сделает всё, чтобы защитить его. Проблема в тот момент заключалась в том, что иногда молодая мать ничего не могла сделать, чтобы защитить своего ребёнка, особенно когда двое мужчин появлялись из ниоткуда, чтобы похитить Хантера. Мэдисон увидела, как тень наползла на её лицо. Она отпрянула, когда пропитанная хлороформом тряпка захлопнула ей рот и нос и крепко зажала. Последним, что она видела, был другой мужчина, схвативший Хантера и вытащивший его из тележки, после чего Мэдисон потеряла сознание. 3 Утёнок жил в фешенебельном районе Цветущая долина на востоке Сан-Диего, где дома были большими, дворы просторными, и ходили слухи, что несколько актёров, музыкантов и звёзд спорта владеют домами там внизу. Утёнок точно знал, что у поп-сенсации Джастина Дудара есть место в Цветущей долине. Он также знал, что Джастин увлекался Боями младенцев, что Утёнок мог бы использовать и удерживать Джастина на коротком поводке, если бы ему это было нужно; не то чтобы у него было много рычагов воздействия. Не то чтобы Бои младенцев были законными. Утёнка посадили бы в тюрьму так же быстро, как провалилась бы карьера Джастина Дудара, если бы его поклонники узнали, что он получает удовольствие, наблюдая, как младенцы дерутся насмерть. Большинство людей, которым нравились Бои младенцев, приезжали из других районов. Утёнку так даже больше нравилось. Если бы он привлёк к этому слишком много местных жителей, они бы стали смотреть на него по-другому. Кто-то может проговориться и что-то сказать. Это было слишком рискованно. Эта операция была не просто зловещим вирусом на уровне YouTube-видео, например, платой бездомным за то, чтобы они били друг друга. Это были серьёзные деньги на ставки, с потерянными человеческими жизнями, что было комично для Утёнка, учитывая, что он был главным донором крови, выступающим в защиту жизни в большом округе Сан-Диего. И получал за это деньги. И, чёрт возьми, защита жизни уравновешивала его Бои с младенцами. Дом Утёнка располагался в стороне от тупиковой дороги. Это не был тупик, как таковой. Просто дорога, заканчивающаяся жёлтым дорожным знаком с надписью «Тупик», утверждающим очевидное. Подросткам нравилось парковать машины в конце улицы, курить дурь и целоваться. Утёнок наблюдал за ними в инфракрасный бинокль. Он был вуайерист. Ему нравилось смотреть. Ему нравилось разглядывать нежную юную плоть, хотя часто было трудно что-то разглядеть в окна, особенно когда они были запотевшие, или когда подростки обдавали машину дымом марихуаны. Дом был оставлен Утёнку его родителями вместе с довольно хорошим наследством. Ему потребовались годы просмотра Investigation Discovery и множество документальных фильмов об убийствах, чтобы спланировать идеальное преступление. Если мириады программ Investigation Discovery чему-то и научили Утёнка, так это тому, что люди делали неправильно, когда планировали кого-то убить, или особенно когда они убивали спонтанно. Всегда оставляют слишком много улик или неправильно инсценируют место преступления. Всегда слишком сложные или не очень хорошо продуманные. Всегда делаются импульсивно или людьми, которые не могут спланировать званый ужин, тем более убийство. С годами Утёнок увлёкся отцовским хобби — пилотированием самолётов. У отца был собственный первоклассный частный самолёт, который они использовали для коротких полётов вдоль побережья или даже в Лас-Вегас. Отец любил этот самолёт, и он любил это ремесло. Для человека, сколотившего состояние на бизнесе, с мягкими как кожа руками, отец больше всего любил возиться с самолётом. И Утёнок тоже. Он многому научился, наблюдая за отцом. Достаточно того, что он точно знал, что нужно сделать, чтобы самолёт развалился в воздухе. Главное, чтобы это выглядело как механическая неисправность. Утёнок мог не залить масло в бензобак или сделать ещё какой-нибудь тупой ход, не намекающий на вредительство. И это сработало. Самолёт упал где-то в Риверсайде, когда его родители летели на званый ужин в Лос-Анджелес. Будучи актёром, Утёнок как следует горевал (что-то, что он уловил в тех программах, которые смотрел), и в мгновение ока поместье и все деньги его родителей стали его, благодаря живому доверию и тому, что он был единственным ребёнком. Преимущество. Не выходите из дома без него. Стоя перед панорамным окном в главной спальне и глядя на подъездную дорожку, Утёнок крепко сжимал пистолет. Сколько бы раз они ни делали это, он не мог успокоить нервы, пока Райан и Ченс не возвращались. Если бы их поймали и они настучали, то появилось бы не что иное, как рой полицейских машин. В этом случае Утёнок набрал бы команду на своём компьютере, открывая полный список участников своих печально известных Боёв младенцев, а затем прижал ствол пистолета к подбородку, прямо в мягкое место под его языком, и он вышиб бы себе мозги из макушки (и именно это и произошло бы, потому что этот конкретный пистолет был заряжен экспансивными пулями). За последние три года Утёнок придумывал способ находить детей для таких мероприятий, чтобы исключить риск выйти и похитить их, но он не мог придумать, как это сделать. Учитывая, что беременность длилась девять месяцев, плюс зачатие, это просто не имело смысла. Ему пришлось бы разделить целое крыло дома, как в больнице, с небольшими комнатами для каждой будущей матери, врачом и медсестрой в штате, а также доступом к медицинскому оборудованию и надлежащему уходу, чтобы у матерей была здоровая беременность. Нужно было многое понять, но иногда Утёнок думал, что у него получится, если он попытается. Женщины должны были быть на разных стадиях беременности, а затем дети должны были расти в каком-то питомнике с небольшой командой нянь, прежде чем они достигнут идеального возраста для Боёв младенцев. Утёнок покачал головой. При мысли об операции такого рода у него заболел мозг. Это была его конечная цель, но она казалась слишком рискованной. Было достаточно трудно доверять Райану и Ченсу, не говоря уже о домашнем докторе, медсестре и команде нянек. Они все должны быть определённой степени морального уродства, чтобы участвовать в чём-то настолько морально несостоятельном. Воспитывать детей для сражений шло вразрез с натурой человеческой природы. Когда Chrysler 300 подъехал к дорожке, Утёнок перевёл дух. Он положил пистолет обратно в верхний ящик своего комода. У пистолета был один экспансивный патрон, всегда заряженный в патроннике. Чтобы всегда быть готовым к самому быстрому бегству. К тому времени, как Утёнок вошёл в гараж, большая дверь уже закрывалась. Chrysler работал на холостом ходу, его двигатель тикал. Утёнок стоял там, не имея возможности заглянуть внутрь машины, надеясь, что всё прошло хорошо и у них есть новый участник, которого можно добавить в их загон. Райан вышел из-за руля, его лицо было точёным и гладким, и оно было так похоже на лицо яппи из колледжа, что его даже тошнило, вплоть до его свитера и зауженных джинсов. Его волосы были идеальными, как будто застыли на месте. Его одеколон поприветствовал Утёнка раньше него, что было обычным для Райана. Если вы подошли слишком близко или, не дай бог, обняли этого парня, на сегодня этот запах ваш. Вы не сможете избавиться от его запаха. Он коротко кивнул Утёнку, и это сказало больше, чем слова. Утёнок ответил жестом. Дверь со стороны пассажира открылась, и вышел Ченс. Он был одет точно так же, хотя носил хорошо уложенную хипстерскую бороду, которая скрывала его лицо от мира, облачая его в маску тайны. Его фирменная незажжённая сигарета свисала с густых волос прямо ему на лицо. Его было невозможно читать, и, похоже, ему это нравилось. Он коротко кивнул, на что Утёнок ответил взаимностью. Всё прошло хорошо. Ченс открыл заднюю дверь со стороны пассажира, а Райан сделал то же самое со стороны водителя. Утёнок почувствовал прилив волнения, когда они собирались показать свой приз. Это было похоже на прилив эндорфинов сексом и предлагаемыми наркотиками, только сильнее. Наркоманы наслаждались спешкой встречи со своим дилером почти так же, как вливали хлам в свои вены, и эти два головореза собирались показать что-то хорошее. Райан вытащил здорового мальчика. У ребёнка было лицо херувима и удивлённый вид. На его рубашке был какой-то мультяшный персонаж, которого Утёнок не узнал. Ребёнок был довольно послушным после всего, через что он прошёл. Райан подошёл к Утёнку, протягивая ребёнка как подношение. — Он хорошо выглядит, — сказал Утёнок. Райан кивнул. — Это было проще простого и нас никто не видел. Мы взяли сюда и маму. Мы накачали её наркотиками, чтобы она ничего не начала. — Конечно. Было бы глупо поступить иначе, — вытянув руки, Утёнок жестом попросил Райана передать ему ребёнка. — Ты помоги Ченсу. Райан передал ребёнка, а затем помог Ченсу с женщиной. Она была так накачана наркотиками, что не могла стоять, но была в сознании, её глаза чуть прикрылись, как будто она пыталась избежать флуоресцентных ламп в гараже. Это был наркотик, который Райан и Ченс влили ей в кровь. Утёнок не спрашивал. Ему было всё равно, пока она была без сознания или была близка к этому. Утёнок вошёл в дом, за ним последовали Райан и Ченс, которые несли женщину, волоча ноги по полу. Оказавшись внутри, ребёнок начал суетиться. — Думаю, ему не нравится твой декор, — сказал Райан. Утёнок протянул ребёнка, наклонил голову и поджал губы, и это был единственный раз, когда они изогнулись как у утки, которая была его тёзкой. — Я думаю, что он голоден. Посади маму на диван. Женщину отнесли к одному из диванов и швырнули на него, как пьяную студентку после бурной ночи в клубах. — Сними с неё рубашку, — сказал Утёнок. Он улыбнулся. — Посмотрим на эти бидоны с молоком. Ченс схватил женщину за рубашку и стянул её через голову, покачивая ею, чтобы не касаться её ослабевших рук. Райан потянулся и расстегнул её лифчик. Вблизи он посмотрел в её безразличные глаза, и всего на секунду, мимолётный миг, её глаза расширились от узнавания, а затем растворились в эфире её одурманенного разума. Он снял лифчик и посмотрел на неё. Райан кивнул. — Да, она кормит его. Эти сиськи набухшие. Тащите сюда этого ребёнка. Утёнок поднёс ребёнка, посадив его на распростёртую мать, лицом ребёнка возле её правого соска. Ему было неловко с ребёнком. С почти смехотворной осторожностью для человека, который намеревался отправить этого ребёнка на битву с другими младенцами. Ченс сказал: — Вероятно, она держит его определённым образом. Утёнок пожал плечами. — Да, ну, она не может сделать это прямо сейчас. После нескольких мгновений и неудачных попыток ребёнок присосался, упираясь ногами, чтобы не упасть с дивана. Утёнок улыбнулся. — Это была хорошая идея — привезти маму в таком виде. Некоторые младенцы были такой болью в заднице, когда они приучались к смеси, — Утёнок хмыкнул. — Вы смотрите на молочный бар, парни. Она накормит всех наших детей. Ченс наклонил голову, прищурившись. — Это сработает? Другие дети возьмут не свою мать? Утёнок покосился на Ченса. Он не мог видеть удивление на его лице из-за хипстерской бороды, но знал, что оно там есть. Из-за бороды Ченс выглядел гораздо более угрожающе, чем он был на самом деле. Это был его защитный механизм, и он работал. Люди, как правило, оставляли его в покое, даже если самые глупые вещи вылетали из его уст. — Конечно, это сработает, — сказал Утёнок. — Тот же вид. Ты когда-нибудь слышал о собаке, которая подбирает бездомных котят и кормит их? Так бывает в природе иногда. Даже не одного вида, и всё же молоко достаточно подходящее. Не будь таким грёбаным идиотом, Ченс. Глаза Ченса расширились. Он вытащил незажжённую сигарету изо рта. Его губы сжались под густой бородой. Райан усмехнулся, но если у него и была шутка, он держал её при себе. Ченс метнул в него взгляд ледяных кинжалов, но Райан даже не вздрогнул, не говоря уже о том, чтобы принять этот ледяной взгляд близко к сердцу. Когда ребёнок закончил, голова его матери дёрнулась, и её глаза слегка приоткрылись, как будто кто-то просыпается в комнате с верхним светом, пытаясь не дать яркому свету выжечь её сетчатку. Она пробормотала несколько бессвязных слов, а затем её тело снова обмякло. — Хм-м-м, она уже выходит из этого состояния, — сказал Утёнок. — Давайте отведём её в комнату. Там, рядом с питомником. Это гостевая спальня с комодом и телевизором на стене. Уберите всё это дерьмо. Оставьте только кровать. Переставьте дверную ручку, чтобы мы могли запереть её снаружи. Позже на этой неделе мы установим засов. Ченс и Райан кивнули и отправились готовить комнату. Утёнок оттащил ребёнка от груди матери. Младенец поначалу протестовал, но Утёнок всегда умел обращаться с детьми. Он знал, как их утешить, как развеселить, где пощекотать. Этот младенец сидел в его руках, и он смотрел в улыбающееся лицо Утёнка, как будто он был обещанием хорошей соски и мягкой кроватки для сна. Мама осталась лежать на диване, молоко вытекало из её сосков.
— Нет, что ни говори, Саша, а слава твоя идет на убыль!.. Любить тебя любят, конечно, но народ охладевает к тебе. И повторяться ты стал, и в жизни у тебя есть моменты… ну, словом, не всем нравится… Еще немного и ведь могут найтись соперники, которые тебя затмят! Подумай! Надо срочно что-то предпринять.
Петр Андреевич Вяземский закончил свою речь столь решительно, что из чашечки, резко поставленной им на столик, выплеснулся кофе и попал на галстук доктора Даля.
— Я попросил бы!.. — возмутился Владимир Иванович Даль.
— Но Петр прав! — поддержал в это время Вяземского Жуковский: — У тебя, Саша, слишком много врагов. Ты умеешь их наживать. Твои эпиграммы, письма, замечания… Сначала всем нравились, а нынче-то поднадоело… Нет, надо, надо как-то спасать положение — нельзя же допустить, чтобы при жизни тебя постигло забвение и бесславие!
Великий русский поэт Александр Сергеевич Пушкин слушал своих друзей с немалым унынием. Легко сказать: воздвиг себе человек нерукотворный памятник, а ему пророчат забвение! И кто? Свои же… Добро бы завистники…
— Ну и что вы мне посоветуете предпринять да еще срочно? — с грустной иронией спросил он.
— Срочно нужно какое-то событие, которое заставило бы всех о тебе заговорить и притом громко, и притом только о тебе! — сверкая глазами за стеклами очков возопил Вяземский. — Пусть тобой восхищаются, пусть тебе сочувствуют, пусть тебя оплакивают.
И он в волнении хлопнул по плечу доктора Даля.
— Я попросил бы!.. — отпрянул от него Даль.
— То есть… как оплакивают? — изумился Пушкин.
— Да очень просто! Нужен случай… Дуэль, скажем.
— Правильно, — подхватил Жуковский. — Но не просто дуэль, дуэль роковая. И ты должен быть ранен. И притом тяжело.
— А почему не убит? — рассердился Пушкин — Друзья называется!
— Но, Саша, — резонно заметил Василий Андреевич Жуковский, — пойми же, иначе ты падешь в глазах народа, а дуэль и ранение возвысят тебя вновь и враги твои будут посрамлены. Не забудь, милый, что ты еще и в долгах запутался изрядно… А ранение мы устроим. Рассчитаем так, чтобы серьезно, но не смертельно. А? Вот Владимир Иванович рассчитает. Он же доктор!
— Я попросил бы! — испугался Даль.
— А что? — задумчиво улыбаясь проговорил Пушкин. — А в этом что-то есть!.. Даже интересно! В конце концов натура у меня авантюрная, я ведь южных кровей! Ну, ну… И с кем же мне стреляться? А главное, из-за чего?
— Из-за чего, найдем! — бодро бросил Петр Андреевич. — У тебя жена красавица. Допустим, кто-то станет ее домогаться…
— Что?! — взвился Пушкин. — Моя жена — ангел! Во всяком случае, я хочу, чтобы все так думали…
— Так вот и будут думать! — не смутился Вяземский. — Представляешь: какой-то негодяй порочит доброе имя этого самого ангела, ты вступаешься, проливаешь кровь… А?
— И кого мы пригласим на роль негодяя? — чуть-чуть остывая, спросил Александр Сергеевич.
— Да любого из наших приятелей! — пожал плечами Вяземский.
Но Жуковский возразил:
— Нет, нет, господа, это должен быть человек сторонний. И желательно иностранец, чтобы трагедия приобрела политическую окраску и желательно еще послужила правому делу: скажем, борьбе с революционерами. Где у нас сейчас революционная ситуация? Во Франции! Опять брожение, вот-вот грянет! Надо бы француза… И тогда общественное мнение вместе с ним осудит и это их фрондерство!
В это самое время в кондитерскую Вольфа и Беранже, где происходил весь разговор, вошли в обнимку старый приятель Пушкина господин Данзас и блестящий молодой офицер мсье Дантес.
— А вот и француз! — хором возопили Жуковский и Вя-земски/ и ринулись к юноше.
— В чем дело, господа? — не понял Дантес. — Сейчас не двенадцатый год, так чем вам не нравится мое происхождение?
— Мсье, мы хотим вас просить, чтобы вы послужили славе русской поэзии! — закричал пылко Вяземский.
— Я и во французской поэзии мало разбираюсь!.. — смутился Дантес. — Я…
— Тем лучше!
И Жуковский объяснил юному вояке, в чем суть дела. Дантес даже пошатнулся.
— Но послушайте! А… если я его нечаянно убью? Что скажет история?
— История вас не забудет! — пламенно заверил Вяземский.
— Мсье, помогите, прошу вас! — вмешался в разговор Пушкин. — Понимаете, я их всех хочу проучить… И царя — пусть покусает локти, и общество — оно меня травит. Ну, всех, словом. А стреляете вы, слыхал, отменно, а место, куда попадать, наш милый доктор Даль высчитает до миллиметра. Если, конечно, — тут же ехидно прибавил Пушкин. — он не желает моей смерти!.. А, Даль?
— Я попросил бы! — чуть не плача, взмолился доктор.
…Вечером 27 января было прохладно и ветренно. На пустыре, у Комендантской дачи, как и ожидали, ни души.
Дантес ходил взад и вперед по притоптанному секундантами снегу, кусал губы, нервничал.
— И зачем ты в это ввязался? — сухо спросил его секундант, мсье д’Аршиак. — Ты его продырявишь, а русские будут лить грязь на наше отечество. Скажут, что ты не мог ценить их славы, не понимал, на что руку поднимал, и так далее. Не понимаешь?
— Я дал слово! Теперь поздно! — уныло отрезал Дантес.
В это самое время Пушкин скинул шубу, отважно расстегнул фрак, жилет, рубашку и подставил Далю правый бок.
— Вымеряй, друг! Доверяю…
Даль, внутренне содрогаясь, ползал вокруг него на коленях с линейкой и слуховой трубочкой.
— Я попросил бы… Саша, стой прямо! Так… три сантиметра от желудка, два от печени… О, господи, тут ведь еще селезенка! Ага… Пять сантиметров от позвоночника… Тут мочевой пузырь… Саша, а может в ногу, а?
— Раскроют! — возразил Данзас, приглашенный по случаю в секунданты. — Раскроют, Володя! Поймут, в чем дело!..
— Вымеряй, Даль, быстрее! — не выдержал Пушкин, у которого на лбу начала выступать легкая испарина. — Слушай, а больно будет?
— Сначала нет, — успокоил Даль. — Будет шоковое состояние, оно снижает болевой порог. А потом я тебе чего-нибудь дам. Вот! Нашел! Семь миллиметров от почек, два от селезенки! Ставлю кружочек! Мсье Дантес, попадете?
— Постараюсь! — выдохнул Дантес обреченно. Стойте! А… а как же одежда-то?! Нельзя ее застегивать, я же не увижу отметины!
— Одежду продырявим потом! — заверил Данзас. — Саша, держи поля фрака. Стой прямо… Будь умницей. Ради славы Отечества!!! На место, мсье Дантес!
Дантес про себя прочитал «Pater nostra» и на негнущихся ногах отбрел на десять шагов…
Несколько часов спустя, лежа на уютно застеленном диване в своем кабинете, упиваясь негодующим ревом потрясенной толпы, доносившимся с набережной Мойки, Пушкин всерьез задумался о будущем.
— Послушай-ка, Вяземский, — заметил он, обращаясь к сидевшему подле него зачинщику всей истории, — а мне, пожалуй, кажется, что дело это можно закончить еще эффектнее…
— Каким образом? — не понял Вяземский.
— А очень просто. Что если мне умереть? А?
— Ты с ума сошел! — испугался Вяземский.
— Да нет же! — улыбнулся Пушкин. — Не по настоящему, разумеется! Смотри-ка: врачей у меня было аж трое! Рану все нашли тяжелой — где ж им знать, как точно Володенька все высчитал! Ну, а теперь я денька два поболею, а там и… Сам посуди — таким образом бессмертие мне обеспечено! Долгов нет как нет! Похороните меня для вида, а потом я потихоньку за границу, и… Свободен! Сбрею бакенбарды, сменю имя и начну новую жизнь! А вы тут клеймите позором моих гонителей и убийц! А? И Николай Павлович попляшет у меня! Народ ему нипочем не простит, вот увидите! Жуковский, ты как на это смотришь?
— Дантеса жалко, — резонно заметил Василий Андреевич. — Он будет опорочен навеки. И могут быть дипломатические осложнения с Францией.
— А ты, братец, скажи, то есть уверь народ, что Франция тут не при чем! — не унимался Пушкин. — Допустим, Дантеса подкупили. Скажем, польские революционеры! За то, что я поддерживал русское самодержавие в его борьбе с освободительными движениями! Представляете? И либералам сказать будет нечего! А Дантесу — поделом! Между прочим, за женой моей он принялся ухаживать с самым искренним рвением!
Окончательный план был разработан уже поздним вечером, и вконец успокоенный Пушкин уснул с мыслями о грядущем величии.
За окнами дома на Мойке выла метель. Толпа разного люда стояла перед деревянными воротами и с тоской глядела на слабо освещенные окна. Одураченный народ, в то время еще не имевший прозорливых и искушенных лидеров, сведущих в уловках слуг тоталитарного режима, искренно скорбел… И, как всегда, безмолствовал.
Ну, не прошло и трех дней челленджа, а я уже зависла…
Короче, я долго думала над этим вопросом и поняла, что у меня нет истории чудесного спасения. Но потом вспомнила одну историю, которая кажется вопиющим пиздецом, когда я развиваю эту тему у себя в голове. В общем, слушайте читайте.
Однажды летом, когда были школьные каникулы, мои родители утром поехали в другой город на машине за покупками. А я почему-то осталась дома. Мы жили в частном доме на земле. И у нас был забор и калитка, в общем, все чин чинарем.
И я, самый опасливый человек в мире, естественно, всегда запиралась когда родители уезжали. А еще соседний дом с нашим — это был дом моей бабушки, так что в случае чего я всегда могла пойти к ней. Ох, как сейчас помню, то было лучшее время, которое я не ценила в силу возраста, но не будем о больном. Наш дом на земле был самым безопасным уголком в мире.
И вот, калитка заперта, я сижу на полу, смотрю свои мультики (затрудняюсь сказать, сколько мне было лет, возможно лет 12, не знаю). На экране происходит что-то увлеченное, но вдруг я слышу позади себя скрип половиц, робкий такой, тихий.
Поворачиваюсь и вижу, что позади меня в моей гребаной комнате стоит совершенно незнакомый мужик нерусской национальности, взрослый. Я уже мысленно похоронила себя. Но нашла в себе силы подняться, спросить у мужика, кто он такой и как вообще попал к нам в дом.
Он представился то ли Шамилем, то ли еще как. Говорит, что вошел к нам в дом через калитку, якобы она была открыта. Уж не знаю, наврал ли, уже не вспомню таких деталей. Возможно просто перелез через забор. Но самое интересное то, что наш пес даже не залаял на него… Треш.
Мужик говорит, мол, я пришел по вашему адресу, так как искал Юрку Иванова (это мой отец). Я, трясущимися руками набираю номер папы в надежде, что они уже в городе и связь там есть. К счастью, папа отвечает, я спрашиваю у него, знает ли он некоего Шамиля (он даже фамилию назвал) и вообще-то он пришел аж к нам домой. Родители в ауте. Папа говорит, что никого подобного не знает.
А Шамиль все это время покорно стоял и ждал, пока я поговорю с родителями. Мне там уже шепотом наставления дают, мол, выгоняй его быстрее, возле печки дрова лежат, бей если что по причинному месту или по голове, и беги к бабушке.
В общем, Шамиль походу ошибся. Он искал железнодорожника, своего старого знакомого, поперся на папину работу, и там ему дали наш адрес. А искал он видимо вообще какого-то однофамильца, я так и не поняла. В итоге этот мужик благополучно ушел, когда я поведала ему, что мой папа про него вообще не в курсе. Я тут же побежала к бабушке. Она тоже была в шоке. Поразительно, но в тот момент я хоть и испугалась, но вида не подавала и вообще вела себя хладнокровно. Горжусь! Но сейчас, спустя много лет, понимаю, какой же это был пиздец. До сих пор в глазах эта картина, как на экране идет фильм, я слышу за спиной скрип деревянных полов, оборачиваюсь и вижу взрослого бородатого мужика. Блять.
Я даже не знаю в какой момент я сама заметила перемены. Как-то не до этого было, что ли. И вот я вижу это заветное число, встав на весы месяц назад - 46,7. Шок, счастье и страх. Куда я исчезаю? И почему? Но больше бесит, когда выйдя из отпуска все в один голос заявили, что я сильно похудела. Или вот эти разговоры про то, что "просто у тебя метаболизм хороший". Да какой к черту метаболизм? Я всегда боялась, что после родов я наберу лишних килограммов так двадцать. Есть у меня склонность к лмшнему весу, от бабушки передалась. Ну ничего, где-то взяла себя в руки, даже купила обенемент в зал на персональные занятия с тренером, но сходить получилось всего один раз. Потом появился Игорь из Иваново, и было как-то стремно встречать "ухожора" из другого города с жировыми складками. С Игорем, конечно, ничего не сложилось, но потом стало стремно покупать одежду 44 размера, а носить ту, в которой была до родов - уже не хотелось. Я жила как обычно. Зимой тащила санки с ребёнком по метровым сугробам, а потом оказалось, что мне пора на работу. Я тяжело переживала этот период, 2 месяца настраивала себя, и в марте вышла - сильная и посвежевшая. Увидев коллектив, который частично поменялся, поняла, что я ещё ого-го, и гожусь в модели. А потом снова стресс, на работе без него никак. Теперь жду ноябрь, и плохо сплю по ночам. В ноябре - долгожданная операция у моей дочи. Наркоз, реабилитация, адаптация. Как мы все это переживём? Как она это переживёт? Она уже такая большая. Через 2 недели ей исполнится 2 года, а мне - на неделю раньше - уже 25. Так уместны ли замечания о моей худобе!? Я думаю, ответ очевиден.
как можно быть такой как я сейчас. не знаю, как я дошла к такому. Вчера я переспала со своим начальником. Это конечно не 50 летний Сергей с прошлой работы. Это Александр Иванович, иой главный менеджер, главнач нашего отдела.Да, я не скрою, в моих эротических фантазиях он появлялся с самого начала моей работы в отделе. Но я не думала, что этот бородатый 30 летний мужик, затащит меня к себе в машину и возьмет прям там. Я в шоке господа. шлюха года блять.продолжение следует.
____
да я немног убрала те записи. теперь опять с чистого листа
Часов в шесть Чудик пришел к брату. Взошел на крыльцо и услышал, что брат Дмитрий ругается с женой. Впрочем, ругалась жена, а брат Дмитрий только повторял:
– Да ну что тут!.. Да ладно… Сонь… Ладно уж…
– Чтоб завтра же этого дурака не было здесь! – кричала Софья Ивановна. – Завтра же пусть уезжает.
– Да ладно тебе!.. Сонь…
– Не ладно! Не ладно! Пусть не дожидается – выкину его чемодан к чертовой матери, и все!
Чудик поспешил сойти с крыльца… А дальше не знал, что делать. Опять ему стало больно. Когда его ненавидели, ему было очень больно. И страшно. Казалось: ну, теперь все, зачем же жить? И хотелось уйти подальше от людей, которые ненавидят его или смеются.
– Да почему же я такой есть-то? – горько шептал он, сидя в сарайчике. – Надо бы догадаться: не поймет ведь она, не поймет народного творчества.
Он досидел в сарайчике дотемна. И сердце все болело.
Мы умираем каждый день и час, Нам это ощущение не ново. И, как ни странно, быть убитым словом — Больнее, чем погибнуть от меча: За поцелуем простодушной стали Не прячется обиды трупный яд, А стрелы, что из нежных губ летят, Отравлены. Мы это испытали.
Быть светлым немодно. В школе, в институте, в офисе мы устраиваем опрос. Поставьте галочку, гражданин Иванов, кто вы по жизни: светлый или темный? Если темный - туды галочку, если светлый - сюды. Семьдесят человек из ста заявят что они темные, но как раз три четверти истинных темных спрячутся среди тех тридцати, которые заявили, что они светлые. Из семидесяти же только десять действительно будут темными. Остальные же только хотят ими казаться. Из стадного ли чувства, из уверенности ли, что это сделает их круче, или просто для маскировки. Человек тридцать из этих семидесяти будут мягкие и пушистые или просто сильно неуверенные в себе люди. Эти последние боятся, что их секрет узнают, и берут напрокат ежиные колючки. Внешне это перстни-царапки и прочие закидоны. "Черный" человек никогда не будет орать всему миру что он "черный внутри", это только привлекает внимание. А оно ни к чему, он нормальный, в принципе, и не нуждается в ваших тыканиях пальцем или опасениях. Вот и получаются казусы, когда один дает бездомной собаке на остановке пирожок, а второй орет: "Эй, ты че делаешь, макака? Ты же абсолютное зло!"
На этой неделе случилась очень неожиданная, очень впачатляющая поездка на ивановские озёра и озеро Учум!!! Компания: Катя, Коля, Витя и я была супер! Спасибо друзьям и руководителю на учебе, это было незабываемо!
Поразительно как наша жизнь в один момент превратилась в ад. А если в кратце, то из-за соседей-дебилов сверху и их постоянного топота, кидания всяких диванов и кроватей на пол, драк и гулянок всю ночь мы постепенно начали сходить с ума. Вчера мы впервые были в отделе полиции и писали заявление, а сегодня нашли крошечную квартирку и собираемся туда на время переехать(имея собственную квартиру!). Другого выхода мы не видим, потому что жить у семьи постоянно(что мы сейчас и делаем) ну очень неудобно, а порой в своей квартире хочется просто выйти в окошко. Я не знаю где мы так оступились, что 2018 решил проверить нас на прочность. И я ума не приложу как мы будем жить в ближайшем будущем. Очень устала от недосыпа и волнений.
Мужчины ищут «страсти», т. е. сильного темперамента (душевные страсти им не нужны, иначе нужна была бы я) — или красоты — или кокетства — или той самой «теплоты» или (для жены) «чистоты» (той самой).
Не той страсти, не той красоты, не той игры, не той чистоты, во мне имеющихся. Есть всё, но моё, единоличное, в моей транскрипции и — потому — неузнаваемое. Ибо штампа всего этого ищут, общих мест.
